Замок на скале - стр. 37
– Ральф! Уходим, Ральф! Скорее!
Оруженосец уже был в седле и тотчас понесся к воротам. Увидев мчащегося всадника, монахи шарахнулись прочь, оставив одну створку открытой. В тот же миг Генри почувствовал, что совладал с конем, и, с силой ударив его пятками под ребра, проскакал под уже начавшей опускаться решеткой в арке ворот аббатства.
Морозный воздух обжигал легкие. Звезды сверкали, как волчьи глаза. В лицо бил бешеный ветер. Они неслись через открытую долину, и Генри видел впереди черный силуэт своего оруженосца.
Он оглянулся. Мелроз сиял огнями, в ближнем селении заливались лаем собаки. От аббатства отделилась, устремляясь за ними, цепочка факелов. Даже сквозь свист ветра в ушах и топот копыт можно было различить яростный вой – боевой клич Дугласов.
Испуганный конь, видя перед собой открытое пространство, мчался во весь опор. Если бы не ледяной ветер и не боль от ран, Генри наверняка наслаждался бы этим великолепным аллюром. Сейчас же он еще был до краев полон страха – и этот страх не уходил. Позади была погоня, и он снова и снова пришпоривал жеребца, хотя грудь при каждом вздохе болела, а конь и без того мчался так стремительно, что вскоре стал настигать поначалу ушедшего вперед Ральфа.
Однако погоня не отставала. Еще раз оглянувшись, Бекингем увидел, что цепочка огней сползла с дороги и движется по склону наперерез беглецам. Он выругался сквозь судорожно сцепленные зубы и, вновь припав к гриве коня, с гиканьем послал его вперед.
Впереди показались заснеженные холмы, а дальше на фоне звездного неба темнели очертания гор Чевиота. Генри снова заметил, что погоня срезает по снежной целине изгиб дороги. Теперь крики преследователей стали слышны еще отчетливей. Генри втянул воздух, чтобы унять боль в груди. Лицо на ветру горело, как ободранное, взмокшие волосы покрылись ледяной коркой.
Между холмами лежало замерзшее болото. Дорога огибала его по дуге, но Генри, увидев, что преследователи уверенно направились к его краю, пустил коня напрямик. Ральф сделал то же. Теперь они неслись по кочковатой низине, где все время приходилось быть начеку. Герцог едва не налетел на огромный плоский камень, но его скакун успел прыгнуть, чиркнув подковой о его поверхность. Во время приземления ноги жеребца подогнулись, и он упал на колени. Генри едва не вылетел из седла, но все же успел намертво сомкнуть руки вокруг шеи животного. Собрав все силы, могучий скакун поднялся на ноги и, нервно мотая головой, почти без понукания устремился вперед.
Генри вдруг поймал себя на мысли, что ему, в общем, уже все равно, что с ним будет. Конь под ним совершал невообразимые скачки, Генри же, потеряв при падении лошади стремена, никак не мог поймать их. Он лишь сжал коленями бока животного да пытался удержать равновесие. Только теперь он стал чувствовать, что слабеет, что с каждой минутой тают силы, а главное – иссякает воля к борьбе.
Миновав горбатый каменный мост через небольшую речушку, они с разбегу врезались в какой-то лесок. Слава Богу, здесь оказалась просека, белевшая среди массы деревьев. Кони месили снег, проваливаясь едва не до колен. Позади все явственнее слышались крики, и вскоре за деревьями замелькали огни. По странной ассоциации, Генри вдруг вспомнилась облава на медведя-людоеда, когда он еще ребенком жил в Уэльсе. Такие же неистовые крики в снежной ночи, то же мельтешение огней за черными стволами… Ему начало казаться, что разум нелепым образом раздваивается. Пламя смоляных факелов, шум погони, барахтающийся в снегу угольно-черный конь – все это подхлестывало и заставляло стремиться вперед, но откуда-то теплой волной накатывала слабость, хотелось бросить поводья, упасть в снег, предоставив себя воле Провидения…