Заледеневший - стр. 16
Когда они прошли, Жиётт сказал:
– Я слышал о том, что случилось в обеденном зале.
– А я это видела, – сообщила Халли.
– Это верно, что у доктора Ланеэн была кровавая рвота?
– Похоже, это была не рвота, а скорее сильное кровоизлияние.
– Ужас, – мрачно произнес Жиётт. – Ведь всего через несколько дней она должна была улететь отсюда домой.
– А вообще здесь как? Я имею в виду жизнь.
Реми задумался над ответом, подбирая слова для Халли.
– Хороший вопрос. На первый взгляд даже несколько странный. Это такое место, где все, что вам известно, оказывается неправдой.
– Как такое может быть?
– Для начала напомню: солнце здесь всходит и заходит один раз в году.
– Ого. – Об этом она даже не подумала.
– Пройдет какое-то время, и вы привыкнете. Или не привыкнете – как некоторые другие.
Комната «237» находилась в середине второго этажа одного из спальных корпусов левого крыла. Жиётт открыл дверь одной рукой; чемоданы балансировали на его плечах.
– Не заперто? – удивилась Халли.
– Выходит, так. Возможно, дверь забыли запереть уборщики, закончив наводить порядок.
Войдя следом за ней в комнату, Реми осторожно опустил чемоданы на пол и включил свет.
– Большое спасибо, – поблагодарила девушка. – Я и сама могла донести их, но…
– Ну конечно, вы смогли бы. Видно, что вы в отличной форме. Но, я думаю, все сложилось удачно. Вам нужно акклиматизироваться.
– Вы правы. Я вам очень признательна.
– А я был счастлив помочь вам. Возможно, я смогу показать вам станцию. Здесь, на полюсе, множество необычных вещей.
Оставшись одна, Халли прислонилась спиной к двери, чувствуя дикую усталость. У нее не осталось сил спросить у своего провожатого, как он узнал ее имя и номер комнаты.
Комнатушка была тесной даже по стандартам «Мотеля 6» – ну чисто одиночная камера в тюрьме особо строгого режима, обставленная, как комната в кампусе колледжа. Подвесной потолок облицован белой звукопоглощающей плиткой; высокая односпальная кровать с ящиками под матрасной рамой; узкое окно почти под потолком, в которое без ущерба для освещенности вместо стекол можно было вставить плиту черного мрамора. Перед окном стояли маленький монитор и клавиатура. Под письменным столом виднелся системный блок.
Халли сразу поняла, что должна сделать: написать письма Дону Барнарду, своему шефу, и Уилу Бауману. Последний раз она списывалась с Барнардом по электронной почте из Крайстчёрча, так что он еще не знает, прибыла ли она на место. А с Бауманом в последний раз довелось общаться в прошлый четверг. Причем разговор вышел довольно неприятным. Обычно подобные сцены быстро забываются, но их беседа на повышенных тонах то и дело возникала в памяти, несмотря на многократные попытки предать произошедшее забвению. Это было равносильно попытке не думать о верблюде, после того как кто-то скажет: «Не думай о верблюде».
Бауман привез ее в Даллас. Когда до зала отлета оставалось совсем немного, Халли совершенно неожиданно объявила:
– У меня всегда с этим было точно, как по часам. Через четыре недели минута в минуту. На этот раз задержка на восемь дней. Если считать с прошлого месяца. И я по-настоящему начала задумываться… – Заключительная часть фразы осталась недосказанной.
– Почему ты раньше ничего не сказала?
Смутить Уила Баумана было делом нелегким, но ее заявление, похоже, его смутило.