Закат раздрая. Часть 2. Юрий Данилович (1281 – 1325) - стр. 5
Со скоростью невероятной
Отряд, неравный уж двумстам,
В галоп пустился к ворота́м.
Ивана гридь>36, закрывши с тыла,
Обрушив на злотворцев гнев,
Уставших воев пропустила,
В ворота следом залетев.
Кто без коней, не так поспешен,
Последний забегает пешим.
Запором звякнул хромый дьяк,
Вздохнув свободно, сел, обмяк.
Спасли друзей! Спасли героев!
Дружину чаркой удостоив,
Иван к бойцам, хвалить за смелость…
Осада ж никуда не делась.
3
Враги. Осада. Злые битвы.
А кто является врагом?
Те, кто с тобой един молитвой,
Но в бойню грешную влеком?
Кто сам, жену в Москве сыскавши,
Дочь замуж на Москву отдавший?
Его ведёт, ища нажив,
Забывший срам и честь Акинф.
И час от ча́са, день от ночи,
Заполоняя всё окрест,
Переяславским смерти хочет,
Прикрыв для снеди в город въезд.
Границы жизни-смерти тонки,
И люди, словно шестерёнки,
Познавши бытие едва,
Судьбины крутят жернова…
Москва ж молчит. Москвы не слышно,
И каждый божий день осад
Бессилием грозит, и хищно
На княжича войска глядят:
«Стоять – слабеть! А есть ли польза
На стенах под осадой ползать?
Ведь если помощь не придёт,
Пошто мечтой кормить народ?».
Иван на ближних смотрит строго:
«Дружина в сущности права -
Не удалась гонцам дорога,
Похоже промолчит Москва».
И с каждым днём всё меньше силы,
Всё меньше воеводы милы:
«Коль голод свалит на кровать,
Не лучше ль в битве погибать?
В чём смысл пасть в голодном граде,
Ослабнув в косности осад?».
Иван коня по гриве гладит,
Глаза решимостью блестят.
Дружина всколыхнулась с края,
Приказ безгласный понимая.
Чтоб в битве ярой честь постичь,
По Переславлю брошен клич!
Все, чья рука покуда держит
Свой меч, кто мог поднять копьё,
Смертельных не боясь издержек,
Пришёл, чтоб защищать своё:
Юнец, что мать не отпускала,
Старик, с трудом неся зерцала>37,
В чрезмерной брони хромый дьяк –
Гремят мечами натощак!
Иван сигнал даёт к атаке.
В молчанье погрузилась рать.
В братоубийственном во мраке
Недолго смерти лютой ждать…
Ворота сходу распахнули,
Стремглав, в безжалостном разгуле,
На злополучных из Твери
В атаку смертную пошли!
Акинф готовился к нападкам,
Ивана смелых ждав атак,
Осаду выстроил порядком…
Отчаянья не ждал никак.
А тут из всех ворот детинца>38,
Готовы в небо возноситься
Бойцы, как будто в Рай спешат,
Врубились в полчища осад!
Тверские, отступая, бились,
В кашицу превращая наст,
Обмякший берег снова илист,
Лёд слишком тонок, выдь – придаст.
Тогда Акинф приказ озвучил,
Чтоб силам всем под этот случай,
Атаковав Ивана гридь,
Переяславцев раздавить.
Пришел тот час, какого ждали…
Переяславля видя рать,
Там в глубине небесной дали,
Ворота стали открывать.
Но… у Небес, что Русью чтимы,
Дороги неисповедимы –
Явив всем, что еще жива,
Из леса хлынула Москва!
Из чащи вылетало войско
Живым потоком, как стрелой,
Не отдохнув, в набег геройский,
Подмёрзшим полем, по прямой
Несутся в облаках дыханья,
Звучит коней уставших ржанье,
Земли касаются едва,
Стремятся в бой: «Москва! Москва-а-а!».
Мчит в бой комонная дружина.
Боярин возглавляет ряд.
На тех, кто поступил бесчинно,
Вниз копья, сабли ввысь летят.
Звон-лязг металлом об металл,
Шеломы в стружку. Час настал!
Но час не тот, что в скорбь одет,
А тот, что жалует побед.
Рубились клиньями друг к другу
Москва и Переславля рать.
Акинф опешил, и с испугу
Засаду бросил умирать.
Кровавый бой, резня и свалка,
И хоть людей безумно жалко,
Без толку сгинул и забыт