Заимка в бору - стр. 12
– Начинайте молитву!
Дежурный Даев! – командовал классный надзиратель. Мой сосед по парте, очередной дежурный, бойко вышел из рядов и направился в угол перед строем, где висела небольшая икона.
– Отче наш, иже еси на небесах… – начал он громко читать молитву, то и дело крестясь и кланяясь. Директор делал на груди короткие кресты сложенными вместе тремя пальцами правой руки. Младшие классы тоже крестились вслед за директором, не спуская с него глаз. Старшие классы стояли, опустив руки по швам, только несколько реалистов, сыновья священников, тоже крестились.
Дежурный закончил молитву, и училище запело, не особенно стройно к огорчению нашего учителя пения Ракина:
– Спаси, Господи, люди твоя и благослови достояние…
Директор отходит на несколько шагов к стене около дверей со скрещенными на животе руками. Первый проходил мимо него дежурный, который читал молитву и старательно кланялся. За ним парами шли реалисты, начиная с первого класса. Директор придирчиво смотрел за почтительностью поклона, чистотой сапог и опрятностью одежды. Некоторых возвращал:
– Господин Бирюков, вернитесь, пройдите снова и поклонитесь как положено!
Пропустив несколько пар, директор поднял руку. Шествие остановилось.
– Господин Пушкарев, скажите родителям, чтобы пришили светлые пуговицы к воротнику. Утром до молитвы явитесь ко мне и покажитесь!
Снова дружно, в ногу топают мимо пары, и опять сердитый голос:
– Господин Чередов, где Вы находитесь, в казачьей казарме? Зачем этот чуб?!
Пропустив мимо последнюю пару, директор уходит в учительскую, и оттуда сразу выходят преподаватели по своим классам. Директор тоже уходит читать физику в старших классах. Трудовой день начинается. Большая перемена на 40 минут начиналась ровно в 12 часов. Город был небольшой, и многие реалисты успевали позавтракать дома. Мне тоже было ровно пять минут быстрой ходьбы до улицы Бийской, № 100. Только зимой уходило много времени на одевание у швейцара, где на вешалке оставлялась верхняя одежда. Нужно было непременно застегнуться на все пуговицы, надеть точно прямо черную папаху, башлык, галоши, и все это, как ни торопись, нужно было сделать «как положено». Классный надзиратель стоял у выходных дверей и следил, все ли правильно оделись. Бежать не разрешалось, а только быстро идти. Впрочем, я шел только до поворота за угол училища, а затем припускал во весь дух и добегал к дому за три минуты.
В первых классах дома быстро раздеться и потом одеться помогала мать, а завтрак был уже на столе. Обычно за пять минут до начала занятий я был уже в училище.
Кто жил далеко, покупали горячие мясные пирожки по 5 копеек за пару. Их приносили на большую перемену в училище горячими в ящике, обитом войлоком и черной клеёнкой.
Сзади училища был двор, огороженный высоким забором. На большой перемене здесь разрешалось играть реалистам. Две высокие ледяные горки, сделанные из дерева и покрытые зимой льдом, стояли в двух концах двора. Одна немного правее другой, и от них шли ледяные дорожки навстречу друг другу. Как теперь два противоположных движения по шоссе отделяет барьер или газон, так и там обе ледяные дорожки отделяла насыпь из снега. Скатившись на санках с горки, ребята неслись по ледяной дорожке до противоположной горки и, поднявшись на нее, катились обратно. Я обычно успевал по разу еще скатиться с катушки, прибежав из дома после завтрака.