Задание: "Попадос" - стр. 42
Оказаться на вражеской территории, так ещё и быть как расклеенный бабушкин парник это уму непостижимо. И что страшнее, предстать перед Самилданахом или же оказаться беззащитной перед врагом - еще не ясно. А Сурдо все так же ошеломлённо смотрит. Впрочем, я не сильно отличаюсь. Но он то чего?
– В кровать. Живо! – выдает приказным тоном, и я почему-то слушаюсь, забрасываю ноги обратно в кровать, натянув на себя одеяло.
Вот это властный деспот в нем проснулся!
– Мне нужно сменить повязку, – демонстрирую руку, хотя бежать мне нужно. Однозначно бежать!
– А мне кажется, мозги, – смотрит на меня мерцающими зелеными глазами, чуть прищурившись, как дикий зверь, а губы плотно сжаты в линию. И вот уже передо мной не душка-ректор, а кто-то холодный и отстранённый. У меня возникает желание, если уж не огненный шар в него зарядить, то хотя бы вот этот торшер стоящий рядом. Он вполне себе подходит. Сразу видно, дорогая вещь! Таким не стыдно будет ударить!
Сурдо хватает бинт с полки вместе с какой-то банкой и садится на кровать рядом со мной. Это ни чуть меня не смущает, потому что я поглощена распознанием того, что же творится… В первую очередь у него в голове? Но понять его эмоции не удается. Настолько я сейчас стопроцентный человек. Даже не по себе! Не по себе от того, что враг помогает мне. Если, конечно, дальше не подразумевается иных действий.
– Где я? – слежу за каждым его движением.
– В моей квартире. Сейчас утро, – говорит он вкрадчиво. – Ты проспала весь вечер и ночь, что удивительно для той, кто применил черную магию. Странно, что ты очнулась так быстро. Протяни руку, – я повинуюсь.
– Кто меня переодел? – пусть будет служанка, горничная, дом работница, сестра, мама…. Да кто угодно, только не он!
– Я, Изабелла Лерон, – да что б вас! – Это сделал я. Тебя стошнило и на одежду. Она лежит в сушилке.
– О Трехликая! – вскрикнула, заведомо утонув в красном оттенке смущения, на что получила неоднозначный взгляд. – А как бы вы отреагировали, если бы я с вас сняла брюки?
– Ну-у-у, – протянул загадочно, приподнимая бровь. – Смотря, какие обстоятельства, но надеюсь, что мне бы это понравилось.
Я поморщилась. Не от того, что мне было больно от обработки раны, а от того, что все это было не сном.
– Об этом инциденте никто не должен знать, – тон его стал холодным. – Если все дойдет до дознавателей, они узнают, что ты применила магию на крови. Это темная, запретная магия. Ведьмам запретили ее использовать несколько столетий назад.
Пока он говорил, попутно нанося какую-то мазь, что ядрено пахла пихтой, я рассматривала то, как он аккуратно это делал, боясь лишний раз травмировать меня. Я старалась вести себя как побитая изнеженная ученица. Ладно, вру, не изнеженная. Этому мастерству мне надо учиться. Но побитую изображать из себя не пришлось. Что есть, то есть. Я молча сидела и слушала, периодически вздыхая ни то от боли, ни то от бездействия находясь в его руках, в его кровати.
– Если узнают, что ты нарушила закон, – он останавливается, смотрит на меня немного растерянно, как мне показалось. – Они не посмотрят, что ты маленькая девочка, и мы оба знаем, к чему это приведет, – снова опускает взгляд, чтобы закончить перевязку. – Как минимум ещё одну ночь тебе придётся провести в моей квартире, – от этих слов я ощутила как быстро и волнующе скачет мое сердце. Какого черта я смущаюсь? Бежать надо! – Рону знать ничего не нужно. Никому не нужно. Я приеду вечером, оценю твое состояние, и если ты будешь в норме, утром уедем в кампус, а может быть и вечером, и забудем о случившемся.