Зачем любить людей? - стр. 14
Что ему ответили, я не услышал, потому как раздался скрежет тормозов и водитель гулко ударил по рукоятке ручника. От столкновения со стеной – меня удержали всё те же невидимые руки. Странно, что не надели наручники или хотя бы не засунули любой завалящий кляп в рот. Эта полнейшая уверенность в моей немощности – убивала и деморализовала.
Тормоза не успели доскрипеть свой печальный концерт, как на потолке зажглась лампочка. Я почувствовал себя вышедшим на сцену под лучами софит. Над моей физиономией нависало лицо в респираторе, удовлетворившееся моей реакцией:
– Базовые рефлексы в норме. Можно колоть инъекцию, – то ли доложил, то ли констатировал «доктор». Его замотанные в резиновые перчатки руки, держали медицинский шприц, выплёвывавший прозрачную жидкость. Когда она поднялась по меткам делений до необходимого уровня, ладонь отработанным движением схватила кисть подопытного, нащупывая вены. Само собой я попробовал лягаться и тут же получил внушительный тычок по всё тем же многострадальным рёбрам, пересчитанным в момент.
Шприц завис в опасной близости от руки, и игла приблизилась к зарослям спутавшихся вен; понимая, что наступил конец, я впал в глубокое онемение. Иголка прошла вовнутрь, и жидкость потоком заструилась по моим венам, капиллярам, артериям или ещё по чему-нибудь, сливаясь с кровью.
Конечным итогом закланию вполне возможно был бы летальный исход. Либо меня просто вгоняли в вынужденный сон… но стоявший позади автомобиль, решил, что пора подать сигнал и дунул в клаксон. Звуковой сигнал немедленно отозвался приветствием ото всех автомобилей застрявших в пробке, как некая данность. От неожиданности, рука врача дёрнулась и он выдернул шприц.
Сознание моментально стало возвращаться ко мне, но в несколько… изменённом виде. Наркотический эффект придал моему телу невесомость и непринуждённую лёгкость… в некоем отупении я рванулся вперёд, скидывая хватку надзирателей. Конечно, происходящее не было сказкой, и их не раскидало по разные стороны с переломанными хребтами, но внезапность проявления моей боевитости их ошарашила. А дальнейшее я запомнил скомканными отрывками, словно в почтовый ящик моей памяти кто-то с трудом проталкивал туго-набитые конверты. С понятным результатом.
Похитители пробуют меня взять, и не могут. Скопление тел, и прижимающийся к металлической стенке врач, с ошалелым взглядом. И внешность. Внешность пассажира, заглядывавшего из салуна в область бойни: интеллигентный мужчина лет за пятьдесят, с сеткой морщин под дёргавшимся ртом и бородой-фрезе. Такого скорее ожидаешь встретить за заседанием литературного кружка, чем при обстоятельствах похищения человека.
И последней спасительной нотой было то, что дверь не закрыли. Опять же по безрассудной уверенности в своих силах либо по другим уважительным причинам, здесь только им было виднее. Я нажал на ручку и выскочил на проезжую часть, наверное немало удивив водителей, скучавших в заторе.
Я бежал. Отчаянно и не видя ног, летел куда попало. Фанфары сигналов дули вслед, а я просто улепётывал. Как в детстве, при забегах и эстафетах. Взгляд блёк от вспышек светофоров, фар и фонарей. Не помня себя, я влетел в первое попавшееся такси и припал на кожаное сиденье. Тут же через боковое зеркало зыркнул водитель и обернулся. Насколько не подводило зрение: дворг с усами – щётками и в расшитой узорами тюбетейке.