Забвение - стр. 18

Спина покрывается холодным потом, не от страха, а от того, что все эти взгляды, как острые иглы, направлены прямо на нас.

Джеймс стоит чуть впереди меня, глаза сузились, подбородок поднят. Парень словно готов броситься в драку в любую секунду. Но на его лице, в отличие от Ника, нет ярости, только выверенное, холодное ожидание.

Ник, напротив, чуть напрягает плечи, но держит руки свободными, возле бедра, где находится нож. Его взгляд цепляется за каждого из них по очереди, оценивая, кто опаснее, кто просто испуган.

А я стою между ними, и у меня возникает странное чувство: будто мы переступили порог не чужого укрытия, а чьей-то раны, в которую нас сейчас пустили… только чтобы понять, стоит ли её зашивать или вырезать заражённое.

Как только они опускают оружие, то обстановка становится менее напряженной.

Видимо, своим приходом мы их всех разбудили.

В центр выходит мужчина, самый старый, лет шестидесяти.

– Кто вы?

– Они из города или из бункера, дедушка. Не мародеры, – отвечает Хлоя.

– Зачем они здесь?

– Я предложила им пойти со мной. Они… пришли зачистить Веллингтон. Переночуют здесь, а утром уйдут. У нас будет три дня, чтобы уйти.

Посмотрев на двух мальчиков, которым лет по девять, думаю о том, куда и как они пойдут? Но если верить словам Хлои, то они уже собирались давно покинуть Веллингтон, значит, план должен быть.

В разговор вступает Джеймс.

– Мы не причиним вам вреда. У нас есть свои запасы. Еду вашу мы брать не будем. Можем даже поделиться, если понадобится. Мы просто хотим переночевать, а утром уйдём. Хлоя сказала, что проведёт нас до других нужных мест.

Взгляд дедушки переместился на неё, и она кивнула, пожав плечами. После этого его взгляд скользит от Джеймса к Нику, затем на меня… словно он ищет что-то в наших лицах или пытается понять, кто из нас лидер.

– Адам, – наконец говорит он, чуть выпрямляясь. – Я за старшего здесь.

Адам обводит нас взглядом ещё раз, задерживаясь на руках каждого, проверяя, какое и где у нас находится оружие.

– Ладно. Проходите.

Только теперь я начинаю по-настоящему разглядывать помещение, замечая и другие предметы интерьера.

В дальнем углу стоят два старых, но ещё крепких дивана, обтянутых выцветшей тканью. Рядом находится низкий стол, на котором аккуратно сложены какие-то книги, карты, несколько банок консервов. Вдоль стены вижу пару самодельных кроватей с матрасами, явно когда-то вытащенными из разных домов. На полу раскиданы детские одеяла, а у стены стоит ящик, наполненный потрёпанными игрушками.

А ещё я замечаю две двери с разных сторон, таких же массивных, как и та, откуда мы пришли.

Мы присаживаемся на один из диванов, пружины в нём тихо скрипят под весом, а ткань пахнет пылью и чем-то терпким, вроде старой кожи.

– Воды? – спрашивает молодая женщина, вынося жестяную кружку, из которой поднимается лёгкий пар, значит, уже когда-то и подогреть успели.

– Нет, спасибо, – отвечает Ник, даже не глядя на кружку. – У нас есть своя.

Взгляд Адама чуть меняется, в нём появляется осторожность, как будто отказ Ника не просто вежливость, а определенный сигнал.

Пожилой мужчина смотрит на него долго, с лёгким прищуром, словно пытается понять, что именно скрыто за этой замкнутостью.

Хлоя начинает свистеть себе под нос, когда другие члены ее большой семьи расходятся, за исключением дедушки. Дети начинают играть между собой.