Заберу тебя себе - стр. 35
– Я просто переживаю, как бы ты не притащил в дом кого-то по типу твоей балерины. Без рода и племени. Еще и беременную. Ты разве не понимаешь, что тебе нельзя, Кирилл. Мы – другие, – говорит на одном дыхании.
Сцепляю руки на груди, пытаюсь сдержать то пламя, которое поражает изнутри и рвется наружу, прожигает кости. Мне отчего-то неприятно стало… из-за Зои. Не потому что я не согласен с матерью, скорее наоборот, я понимаю, что ее слова верные. Просто, блядь, больно.
Кошусь на отца. Он снова будет потакать капризам матери? Подкаблучник, блин. Мне кажется, нашим домом управляет не «пятая строчка ‘’Форбс’’», а милая женщина-генерал с мерцающей кожей от алжирского жулика.
«Пап, ну скажи ты хоть слово. Прошу...».
– Не притащу, мам, – говорю уверенно и, сука, с таким напряжением в связках, сейчас треснут, – мы же это обсуждали там, в саду.
Не верит. Мама мне не верит.
– Как тебе Николетта? – резко меняет тему.
Усмехаюсь. Как хитро она все продумала и решила. Мама моя та еще змея. Она не ядовитая, но все равно вызывает приступ панической атаки. Именно страх вызывает обморочное состояние, учащенное сердцебиение и одышку. Ровно то, что я сейчас испытываю. Просто укус какого-то Дальневосточного полоза, мама.
– Как Калифорнийский повязный уж, – отвечаю, не задумываясь.
Отец подавляет смешок, за что получает быстрый взгляд от мамы с укоризной. Это мы с отцом увлекались рептилиями, когда я первый раз увидел питона в Лондонском зоопарке. Помню, он на день рождения подарил мне Королевскую поперечнополосатую змею. Мама не заходила ко мне в комнату, а я от счастья тогда торпедой носился по дому. Змея, кстати, через несколько месяцев куда-то странным образом исчезла… А через год мой интерес к ним угас до ноля километров в час.
– Что это значит? – нервно спрашивает, – Герман? – обращается к отцу за поддержкой.
– Калифорнийские ужи обитают вблизи жилищ, но они не ядовиты. У них другой защитный механизм. При опасности они выпрыскивают зловонную жидкость из… – отец замолкает и вопросительно смотрит на маму.
– О, Господи. Кирилл!
Обстановка немного разрядилась. Даже мама изо всех сил старается не засмеяться.
– Сходи, пожалуйста, с Николеттой на свидание. Она девочка хорошая. Ее отец владеет большим количеством акции фирмы-партнера твоего отца. Училась замечательно, у нее большие перспективы.
Но у этой Николетты нет хорошего чувства юмора. Мне теперь кажется это очень важным.
– А потом? Что будет потом? После свидания?
– Потом будет видно, Кирилл.
В груди такая тяжесть образуется. Идти на поводу у матери – это загнать себя в клетку. Только-только ведь выбрался.
Господи, почему мои родители родили только меня одного? Так сложно соблюдать баланс между моими желаниями и маминым спокойствием.
– Хорошо, мам. Я, – набираю в легкие побольше воздуха, – схожу с ней на свидание. Но на этом все.
– Да-да. Я помню, ты пока еще не готов к семье, – она обрадовалась. Мне вроде как легче становится, но… неправильно все это как-то.
Из кабинета выхожу в смешанных чувствах. Разговор вышел странным. После него мутный осадок на душе как в самодельном вине. Пить вроде как не надо, но, если выпил, то ничего страшного.
Выхожу из дома, не прощаясь, даже у Николетты номер телефона не беру. Идея матери? Пусть и думает над ее реализацией.