Заберу тебя себе - стр. 37

– Привет, – произношу тихо, – это третье свидание, получается? Последнее?

Сердце несется галопом, больно задевая ребра. Подаюсь вперед и вдыхаю его аромат. Он пахнет вкусно, как и в первую нашу встречу.

– Придется тогда сегодня тебя ко мне домой увезти и закрыть там. Так ты будешь всегда рядом. И свидания не нужны.

Леманн говорит это ровно и без шутки.

Глупо улыбаюсь. Глупо-глупо. Возможно, выдаю себя с потрохами.

Кир открывает передо мной дверь машины и помогает сесть. Посадка низкая, чуть головой не стукнулась. Влюбленность делает меня неловкой.

Медленно выезжаем со двора и вклиниваемся в поток машин. Кир набирает скорость и подозрительно косится на меня. Проверяет реакцию. Отметка в семьдесят, восемьдесят, девяносто. Он значительно превышает скорость, но педаль газа не отпускает.

А я взлетаю. Такая легкость в теле и полная свобода. Хочется смеяться. И смотреть на его профиль, изучать, как загнуты его ресницы, как напрягаются его губы, когда скорость достигает ста десяти километров в час. Трасса здесь полупустая, и мы просто едем вперед.

– Мне нравится, – кажется важным это сейчас сказать.

Кир ведет плечами и косится в мою сторону, улыбается правым уголком губ и странно хмыкает.

– Что будешь делать, если увидишь змею?

Вопрос, который ставит в тупик. Или в замешательство.

– Стоять смирно и без резких движений уходить от нее. Так бабушка говорила, - вспоминаю ее слова и резко захотелось поехать в деревню и искупаться в холодной речной воде.

– Твоя бабушка молодец.

– Да не особо. Мы как-то пошли с ней в лес и, собирая чернику, наткнулись на змею. Она как заорет! За руку меня дернула и побежали мы из от этого черничника через валежник.

Кирилл начинает громко смеяться, успокоиться никак не может, даже машина хвостом вилять начинает.

– Это очень смешно, Зой. Почему она так сделала? – хрипло спрашивает. Мне по коже острыми ноготками проводят, и она приятно покрывается мурашками.

– Сказала: «Какие они, суки, страшные».

И снова смех.

Который резко прерывается его пронзительным взглядом в мою сторону. Я забываю дышать. Да в машине воздух куда-то делся, словно мы весь его истратили. Вот-вот задыхаться начнем от нехватки кислорода.

Его взгляд пляшет то на дорогу, то на меня, а я, как сувенирный магнит, приклеилась к нему, что не отлепить. И страшно, и, черт, в животе щекочет что-то странное, но до колючек приятное.

Не сознаться в таком.

– Зой? – спрашивает низко.

Его грудная клетка высоко поднимается, отчего кажется, что Кир и правда задыхается. У самой так же. Под ребрами громко бьется сердце. Я боюсь до слез, что он одним своим дурацким поступком может его разбить.

– Я поцеловать тебя хочу.

Ой, мамочки.

Смотрю в его глаза, в которых такая решимость, что он не спрашивает, он констатирует факт.

Кирилл. Меня. Будет. Целовать.

Он включает поворотник. Кажется, правый. Я начинаю путать стороны. Паника заполняет меня от пальчиков на ногах до макушки, как бульоном каким-то.

Стыдно признаться, очень стыдно, но я целовалась только два раза в жизни. Первый с соседским мальчиком, когда приезжала к матери на каникула после академии. Второй с актером театра. Пара свиданий и поцелуй у дома. Было противно и мокро.

– Кир, я … – не знаю, что сказать.

Мне хочется этого безумно. Но я так боюсь, что он все поймет и начнет смеяться. Или шутки свои отпускать.