За границами легенд - стр. 10
Ушла в дом, дверью хлопнув. Из подпола, скудных остатков с зимы, все кувшины с маслом повытаскивала, подсолнечным, конопляным, льняным. Выплескала повсюду. И вокруг матери особо. Дров разложила горками и зубчиками.
В печке ещё тлели угли. Недолго было разжечь. Недолго было подхватить соломы, метнуть повсюду.
Закат закончился и тихо смеркалось. Тихо белели по траве перья и дохлые курицы. Тихо шушукались люди за забором. Любопытные, лживые, лицемерные морды.
Я вышла из дома, в последний раз вдохнуть запах поздней сирени. Нашей с мамой любимой.
Приметила платье моё праздничное, да обычное, осеннее, шерстяное, что на верёвке за домом висели. Три ленты красные. Рушник новый, мама зимою только этою вышила. Да полотняная сумка. Григорию за заботу об огороде и ней мать вышила, что травами лечил её. Но… он ушёл и не забрал ничего. Даже моей тоски.
Сердце сжалось от горечи. Вот, значит, куда воды она столько выплеснула. Устала сидеть у окна тихонько, меня поджидая и ягод, когда я вернусь из лесу. Постирать вздумала одежду мне. А потом и за новою сходить надумала водой. В раз последний.
Подхватила два платья, рушник, скомкав, их запихав в сумку. Случайно так получилось, что пригодится. Или она чего-то предчувствовала? Или надеялась, что я за Григорием сбегу? Или что он с запозданием вернётся ко мне? Поздно.
– Дым! – первым заметил брат Осипа, девятилетка. – Что-то горит!
Я в последний раз оглянулась на дом, сумку прижимая к груди.
Дым медленно – сначала медленно – вытекал наружу. Потом и огонь показался, из окон пламенем и жаром дом на улицу чуть прохладную дыхнул. От дыма, ветром разнесённого, люди закашлялись.
– Ополоумела! – вздрогнул Славобор.
Дожди короткие прошли, солнце хорошо прогрело старое дерево. Дом быстро обхватил огонь, утопил в жарких своих объятиях.
Люди застыли, смотря на пожар и на меня. Я сумку через плечо перекинула и молча пошла мимо застывших односельчан. Мимо мне ненавистных лиц. И их никогда не увижу больше, и дом мой они никогда не получат.
Зловещая тишина за мной. Даже этот Хренло не вылез с непристойными своими предложениями. У него от братьев вдов и детей по лавкам полно. А у меня ничего не осталось теперь.
Путь в никуда. Куда ноги бредут. Нет мыслей. Чувств нету. Тишина вокруг. Пустота. Всё внутри выгорело. Осталось только одно желание: уйти подальше от этих людей и им не оставить ничего от себя. Разве что огород…
За поворотом дороги, с холма, я остановилась и обернулась. Отсюда как раз видно было, что крыша черневшего дома уже провалилась. Стена рушилась на моих глазах, от мамы останки укрыв под собой, тёмным и плотным таким одеялом угля. Похоже, наш с нею дом сочли проклятым. И даже родственники с руками загребущими не кинулись его спасать. Или им всем так хотелось, чтобы я осталась без всего, раз я такая гордая. Разве что огород… я овощей прихватить не додумалась. А кот наш подох давно, года три иль четыре назад.
Отвернувшись от деревни, в которой родилась и выросла, я пошла в ночной лес.
Они шептались у реки, что в последние недели меня не найти в лесу, словно ушла я в лес и совсем исчезла, прямо на ровном месте. А вроде я и не делала ничего особого. Разве что…
Уже перейдя границу берёзовой рощи, я опустилась на колени и головою коснулась земли. Как это Григорий научил меня делать.