За час до рассвета - стр. 9

– Где ты живешь?

– На улице Подгорной, в доме двадцать пять.

– С кем?

– Мать, братишка…

– А до войны что делала?

– Училась…

Немец расспрашивал Олю и что-то быстро записывал в блокнот. На столе два полевых телефона. Звонил то один, то другой. Отвечал Зустель по-немецки. Положив трубку, гебитскомиссар вдруг спросил:

– Как тебя зовут?

– Оля.

– Оля… Ну-ка, Оля, садись.

Он пристально посмотрел на девушку.

– Скажи, кто тебя прислал ко мне?..

Оля немного растерялась, но быстро овладела собой и ответила:

– Никто не присылал, сама пришла. Когда человек голодный, он на все готов… Знаете ли, голод не тетка. Люди, которым вы помогли, о вас хорошо говорят…

– Значит, ты пришла за пайком? – Зустель еще раз пристально посмотрел на Олю. – Ну что же, я тебе выпишу паек, – задумчиво сказал он.

И тут же написал записку.

– По этой бумажке получишь паек на складе.

Оля взяла записку, встала, хотела идти, но вдруг услышала:

– Подожди, сядь…

Немец прошелся по кабинету, посмотрел в окно, снова подошел к Оле:

– Значит, тебя никто ко мне не присылал?

– Никто.

– А скажи, ты что-нибудь о партизанах знаешь?

Оля лихорадочно соображала, что сказать. Решила: была не была!

– Да, говорят, господин гебитскомиссар, они часто приходят на окраину города…

– Как часто?

– А вот дней пять назад ходили утром по нашей улице.

– Как? Днем, на улице?

– Да…

Офицер быстрее заходил по кабинету, явно нервничая, поднял телефонную трубку. О чем-то говорил, но слова «партизаны» не упоминал.

– Значит, партизаны бывают? – обратился он снова к девушке.

– Бывают.

– Ай, ай! И говорят, их много в лесу?

– Говорят, много.

– Оля, я вижу, ты девушка хорошая. Если тебе понадобится помощь, может, опять нужен будет паек, приходи ко мне, я все сделаю. Но и у меня к тебе просьба: когда на вашей улице появятся партизаны, сообщи мне.

Оля вскочила:

– Господин Зустель, что вы! Спасибо, что помогли, а чтобы сообщать, я не могу… Партизаны – люди жестокие, сразу расстреляют меня за это…

Но немец не отступал.

Оля долго отнекивалась, он настаивал. Наконец девушка согласилась:

– Господин гебитскомиссар, только для вас это сделаю, вы так добры ко мне…

– Ну вот и хорошо, договорились! Когда в следующий раз подойдешь к комендатуре, крикни часовым: «Кинд!» – и они тебя сразу пропустят…

Немец проводил Олю к выходу. Увидев Зустеля, часовые тут же расступились, разведчица вышла на улицу и быстро зашагала к своему дому. Ее неотступно преследовала мысль: сейчас вдогонку пошлют автоматную очередь – и все… Они так часто делали… Нет, тихо… Вот и поворот. Осталась жива! Как только повернула за угол, пустилась бежать.

Ночью она пришла к нам в лагерь, рассказала, как прошла встреча с гебитскомиссаром. Договорились, что она вернется в город, а мы на рассвете вышлем на окраину группу партизан: пусть постреляют, создадут видимость налета.

К рассвету восемнадцать конников подъехали к городу, спешились, сняли немецкую заставу и открыли такой огонь, что гитлеровцы в панике подняли весь гарнизон. Оля пошла к гебитскомиссару. Подбегая к комендатуре, крикнула: «Кинд!» Солдаты тут же расступились. Влетела, запыхавшись, делая вид, что долго бежала.

– Ну что? – вскинулся Зустель.

– Партизаны!

– Да, да, – немец явно нервничал, – я уже знаю. Мне сообщили из гарнизона…

Он ходил по кабинету, бледный, расстроенный.