Юный служитель - стр. 34

Нынче (но, возможно, мне не стоит упоминать об этом) если женщина не жена, мужчину охватывает трепет ликования каждый раз, когда красавица позволяет ему укорять её.

– Я не понимаю тебя, – слабо повторил Гэвин, и цыганка склонила голову под этим ужасным обвинением.

– Всего несколько часов назад, – продолжил он, – Ты была босой цыганкой в невероятном платье…

Босая ножка египтянки тут же кокетливо выглянула из-под плаща, а затем снова скрылась.

– Ты говорила так же свободно, – пожаловался священник, несколько озадаченный этим призраком, – Как любая женщина в Трамсе, а теперь набросила плащ на плечи и превратилась в прекрасную леди. Кто ты?

– Возможно, – ответила египтянка, – Меня преобразил плащ.

Она выскользнула из него.

– Ай, ай, нэ-нэ! – сказала она будто в удивлении, – Это всё плащ, и теперь я снова маленькая невежественная девчушка. Боже мой, но ведь женщины действительно отличаются друг от друга!

Это было явное легкомыслие, и Гэвин пренебрежительно отошёл в сторону.

– Но если ты не скажешь мне, кто ты, – сказал он, глядя через плечо, – Скажи мне, где взяла плащ?

– Ваше-ство, – ответила цыганка из-под плаща, – Право же, мистер Дишарт, Вам лучше не спрашивать, – добавила она, прикрывшись им.

Она последовала за ним, намереваясь выйти полями к северу от особняка.

– До свидания, – сказала она, протягивая руку, – Если ты не собираешься меня сдавать.

– Я не полицейский, – ответил Гэвин, но не взял её за руку.

– Значит, мы расстаемся друзьями? – мило отозвалась египтянка.

– Нет, – ответил Гэвин, – Надеюсь, что никогда больше не увижу твоего лица.

– Ничем не могу помочь, – с достоинством произнесла египтянка, – Если тебе не нравится мое лицо! – затем, с меньшим достоинством, она добавила, – Есть собственное пятно грязи, мой маленький священник, он оторвался от дивизии, которую Вы бросили в капитана.

Этим прощальным выстрелом она проскользнула мимо него, и Гэвин не позволил своим глазам проследить за ней. Его огорчала не грязь на лице и даже не рука, которая забросила ямку. Это было слово «маленький». Хотя даже Маргарет не знала об этом, но невысокий рост Гэвина огорчал его всю жизнь. Были времена, когда он пытался скрыть это и от себя. В детстве он искал средство, заставляя своих более крупных товарищей растягивать его. В компании высоких мужчин он всегда стеснялся. С кафедры он мрачно посмотрел на свою паству, когда спросил их, кто, подумав, мог бы прибавить хоть на локоть к его росту. Когда он вставал на переднее колесо, его пятки часто касались крыльев. В своей спальне он вставал на скамеечку для ног и рассматривал себя в зеркало. Однажды он пристегнул к своим ботинкам высокие каблуки, стыдясь попросить Хендри Манна сделать это за него, но тут же посрамившись собственной нечестности и лжи, оторвал их. Итак, египтянка пронзила его гордость как иглой, и он мрачно пошёл к дому.

Маргарет стояла у окна, искала его, и он заметил её, хотя та его не видела. Он шагал на середину дороги, чтобы помахать ей рукой, когда какая-то внезапная слабость заставила его вместо этого взглянуть на поля. Египтянка увидела его и кивнула, поблагодарив за проявленный к ней интерес, но нахмурившись, юноша сосредочил взгляд на небе. В следующий момент он увидел, как она бежит к нему.

– На вершине поля солдаты, – воскликнула она, – Я не могу сбежать таким путём.