Юморские рассказы - стр. 70
– «Таёжный» – «Туре»!.. Слушаю, «Тура»… Сколько сдал?..
– «Торосистый» – «Трудовому»!.. Чё хотел, «Трудовой»?.. Да просто, Петрович, поболтать с тобой со скуки…
Хабаровчане все на «Т». И тарахтеть по ночам в эфире зело горазды. Вот еще парочка появилась:
«Точный» – «Торопливому»!.. На связи «Точный»… А, это ревизор, да?.. Да, ревизор, а кто нужен?.. Капитан нужен… Он отдыхает… Тогда знаешь что, передай ему, это капитан говорит, чтоб не докладывал утром на переговорах с колхозом, что мы снялись. Я сам доложу, позже. Добро?.. Добро, передам. Всё?.. Всё. Счастливой вам рыбалки!.. Спасибо, доброго пути вам!..
Я буквально прыгнул к «Рейду»8 и схватил трубку:
– «Торопливый» – «Чуеву»!!!
– Слушаю вас, «Чуев», что нужно?
– Куда вы идете?
– Домой идем, в Приморье.
Боже, я чуть не задохнулся на радостях. И сам затарахтел: вот, мол, надо позарез во Владик, я такой-вот-сякой корреспондент вашего любимого «Тихого океана», готов поведать миру про ваши трудовые подвиги, передать по радио вашим родным приветы и песни… В ответ капитан «Торопливого» – с улыбкой в голосе:
– Да у нас же РСик, у нас для вас и койки не найдется, сами не захотите.
– Захочу! – Кричу. – На диванчике согласен!
– Да дело в том, что мы уже далеко от вас, миль пятнадцать уже отошли. И с топливом у нас напряженка.
Но улыбка в голосе, слышу, не исчезла. И я сгоряча пообещал, зная о добром отношении ко мне капитана-директора «Чуева», помочь с топливом. Капитан РСа, буквально поймав меня на слове, запросил десять тонн. Я прямо с мостика позвонил капитану-директору, и он… отказал. Больше трех тонн, сказал, дать не могу: приписного флота два с лишним десятка единиц, а танкера на горизонте не видать…
«Торопливый» обрадовался и трем и повернул к плавбазе. А я оценил мудрость его капитана: проси втрое – получишь то, что хотел. Ура, ура, ура! Через полтора часа меня заберут, иду домой!.. Зашел в капитан-директорскую каюту попрощаться и выпросил заодно бутылку водки из капитанского буфета «для знакомства на РСе». Приготовился мигом, мне собраться – подпоясаться. И вот уже мой сейнерок под бортом, и вахтенный лебедчик опускает меня на его крошечную палубу в огромной пересадочной корзине, очень похожей на клетку попугая. Вокруг ночь, валкая палуба суденышка неверно озарена светом базовских огней, в рубке «Торопливого» темень. Матрос ведет меня туда. Тащусь по крутому трапику с тяжелой сумкой (репортерский магнитофон, книги, бутылка), но мне навстречу спускается человек в кирзачах и рыжем рыбацком свитере, хорошо так улыбается и приглашает в капитанскую каюту, дверь которой вот она, рядом с трапиком на мостик. Каютка – два на два метра, да РС ведь и сам-то с катерок, только почерней-почумазей. Экипажа на нем шестнадцать небритых, с бородами «по-охотоморски», рыбаков, все в одинаковых свитерах и сапогах, кто в резиновых, кто в кирзовых. Вру, не 16, у одного – у капитана – безбородое и оттого самое интеллигентное, как оно и положено капитану, лицо.
– Геннадий Алексеевич, – он не протягивает, а просто предлагает руку, не отпуская ее далеко от себя. То ли размеры каюты тому причиной, то ли личная скромность безбородого человека в свитере. А только на душе сразу тепло становится.
Через четверть часа – с базы плюхнули в наш топливный танк обещанных три тонны соляра, моих «командировочных», – мы отвалили в ночь. Коротышка диванчик завален был газетными подшивками: РС – не плавзавод, тут тебе и кабинет, и красный уголок – всё в капитанской каютке. Баскетбольным ростом я похвастать не могу, но и мне уместиться на этом диванчике оказалось совсем непросто, пришлось согнуть ноги в коленях, уперевшись носками в рундучок, морской платяной шкаф. Подшивки я сложил в изголовье и лег – как есть, не раздеваясь, ибо застлан диванчик был тертым байковым одеялом, первородный цвет которого не определил бы и реставратор из Эрмитажа: весь долгий рейс на нем, как видно, сиживали поочередно все шестнадцать членов экипажа.