Размер шрифта
-
+

Яростный Дед Мороз. Рассказы - стр. 16

Парикмахер молча наблюдала, как Людмила Алексеевна разматывала волосы, уложенные в пучок. Волосы были тонкими, и в пучке их уместилось много. Они упали на спину, и концы их, покачиваясь, остановились ниже лопаток. Людмила Алексеевна не стригла их со времён развода, только расчёсывала.

– Точно отрезать? – спросила парикмахер, – Не жалко?

Людмила Алексеевна рассматривая своё отражение в зеркале, ответила не сразу:

– Отрезайте. И причёску сделайте.

– Какую?

– Модную, пожалуйста.

Парикмахер достала перекись водорода и плавательную шапочку с рваными дырками. Модные причёски делались у них по старинке.

На служебном входе театра артист Кудрявцев разговаривал с вахтёром. Двумя локтями он упёрся в стол, с каждым словом приближая к собеседнице своё красное, усатое лицо.

– Она умерла, понимаешь? Марусечка моя.

Жена Кудрявцева умерла почти два года назад. С тех пор он постоянно рассказывал об этом. Сначала люди сочувствовали ему, жалели, потом привыкли, а со временем усопшая стала сильно всех раздражать.

– Отстань, – сказала вахтёр спокойно. – Домой иди.

– Я ходил, – отвечал ей Кудрявцев серьёзно, – Там ещё хуже.

Мимо вахты неторопливо прошла Людмила Алексеевна с причёской в стиле восьмидесятых: прямой пробор, белые мелированные перья, волосы как два крыла залитых лаком.

– Добрый вечер, – вежливость Людмила Алексеевна почитала выше прочих добродетелей.

Кудрявцев, устало мотнул лохматой головой, мол, здрасте вам.

– Завлитша, – сказал он безо всякого выражения.

– Что это с ней? – удивилась вахтёр.

– А что такое? – Кудрявцев, как нормальный мужчина ничего не заметил.

Людмила Алексеевна уверено шла по коридору третьего этажа. Каблуки цокали по кафельному полу.

Время от времени она замечала, что сутулится, и выпрямлялась. Но ненадолго. Она повернула за угол и увидела, что дверь её кабинета открыта. От возмущения у завлита заложило нос.

Войдя, Людмила Алексеевна обнаружила, что драматург Миша устроился в её кресле. Опять. Сел прямо на тёплый платок, который она специально принесла из дома. Никто в театре ещё не садился в её кресло. Людмила Алексеевна недовольно прищурилась, но Миша, при её появлении сразу вскочил, ударился коленкой об стол и сел обратно. Развёл руками, мол, простите, вот такой я неуклюжий.

Пускай сидит, решила Людмила Алексеевна и жестом успокоила Мишу.

Он, всё-таки, хороший.

Завлит улыбнулась драматургу, слегка, чтобы не баловать. Но вдруг неприятный женский голос произнёс:

– Выйдите отсюда. Мы работаем!

– Это вы мне говорите? – спросила Людмила Алексеевна, оборачиваясь.

– Вам, конечно.

Перед завлитом стояла маленькая брюнетка с зелёными глазами. Шерсть на её кофте топорщилась, как иголки у ежа. Людмила Алексеевна смерила девушку взглядом. Она была ей не соперница.

– Что вы делаете в моём кабинете?

Брюнетка не сбавила обороты. Ответила с вызовом, сохраняя на лице особенное выражение, словно она из последних сил сдерживает улыбку.

– Мне дали ключи на вахте. Я беру интервью, и вы нам мешаете.

Ах ты дрянь наглая.

– Меня никто об этом не предупреждал. Михаил может остаться, а вас я не знаю. До свидания.

Брюнетка такого ответа не ожидала.

– Я из газеты «Водоканал».

Людмила Алексеевна молча расстёгивала пальто, неторопливо, пуговица за пуговицей, как хозяйка положения.

– Вам что, не нужен пиар? – спросила брюнетка.

Страница 16