Янтарный меч - стр. 42
– Ты его отца хоть раз видела? Нет. Вот то-то. Эти глупости брось. Прежде чем к людям соваться, обмозговать надо.
Обмозговывал он до вечера, Ярина извелась вся, но стояла на своем: надо идти. Она вновь надела ожерелье и принялась кружить возле опушки. Никого с вилами и факелами поблизости не обнаружилось, но это пока.
– Ты как хошь, Яринушка, а я тебя одну не пущу, – заявил Торопий наконец, когда ребенок заснул. – Где это видано, чтобы девка с дитем одна на смерть шла.
Больше ее робкие протесты он не слушал, начав собираться как на войну.
– Ты вот что. Волков созови. Все пойдем. Пропадать – так с песней. Авось, селяне струхнут, – приговаривал он, мечась по горнице.
Стоило представить эту кавалькаду, чтобы содрогнуться. Не знаешь, что хуже: селяне напуганные или озлобленные. Итог все равно может быть один – люди со страху чего только не творят. Но волков Ярина все же вызвала, велев дожидаться у ворот на заре. Те откликнулись, но явно нехотя. Понятно, кому захочется выходить к людям. У тех вил и факелов всегда в достатке.
Спала Ярина отвратно, грезились ей высокие шпили неведомого замка. Они вспыхивали яркими тревожными всполохами, и клубящаяся вокруг мгла отступала, обнажая голую равнину, заваленную изломанными телами. Замок сиял все ярче, следом разгоралась белым огнем земля. А над ней вновь слышался тоскливый безысходный плач.
Ярина просыпалась, почти ожидая услышать плач наяву, но в избе стояла тишина. Однако стоило закрыть глаза, сон повторялся. Ничего удивительного, что утро застало Ярину за безнадежными попытками сосредоточиться.
Неизвестный замок снился не в первый раз, после того, как она обосновалась в избушке. Неоткуда ему было взяться в воспоминаниях, не видела она раньше ничего похожего. Дивнодолье и ближайшие соседи предпочитали покатые своды и мягкие линии, хотя на юге Арсеи, говорят, сохранилась парочка дворцов со шпилями. Высокими, словно любимый колпак царя Радовола Балагура, чья статуя украшала торговую площадь Белого Бора.
Домовик тоже не спал. Он сменил меховую безрукавку на кольчугу и усиленно начищал ее перед зеркалом. Где только раздобыл себе по размеру! Но главным сюрпризом оказался череп, насаженный на палку. Ее дедушка воткнул в кадушку с землей на манер диковинного цветочка. Череп с любопытством оглядывался вокруг и клацал зубами от восторга. Видно еще ни разу в избе не был.
Ярина хмуро косилась на череп, пока переплетала косу. Черепа ей не нравились. Службу свою они несли исправно, но меньше пугаться их она не стала.
– С собой возьмем, – поймав ее взгляд сказал Торопий. – Для де-мо-ра-ли-зации противника.
– Для чего? – растерялась Ярина.
– Штоб эти гады спужались! – бодро пояснил домовой. – Воевода, у которого я жил, так любил говаривать. Жалко, сложил буйную головушку.
– На войне?
– Не. Он в пруду утоп по пьяни. С корчмы домой ночью возвращался. А вдовица, змеюка подколодная, давай смерть его отмечать. Луну отмечала, другую. Полгода минуло, гляжу – не угомонилась еще. Я и ушел. Не охоч я до шумных гулянок. Ладно, байки травить мы опосля будем. Ежели готова, тогда пошли. Бери дитё.
На воронью стаю, прочно облюбовавшую старый дуб, Ярина привычно покосилась и вздохнула. Такое внимание колдуна лестным не было, а то, что птицы колдовские – даже черепам понятно.