Яма - стр. 49
– С позиции духовных писаний, плохой человек тем или иным образом будет расплачивается за свои грехи в своей следующей жизни. И соответственно, проблемы в этой жизни у человека имеют непосредственную связь с его плохими поступками в его прошлой жизни, – ответил Нике священник. – «И, проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым[3]?» Возникает закономерный вопрос: когда он мог согрешить до того, как родился слепым? Ответ однозначен: только в прошлой своей жизни.
– Простите, батюшка, но мне эта теория кажется очень шаткой, – упрямо заявила Кузя.
– Ошибка в том, что это не теория. А священное писание, ему следует верить беспрекословно.
– Нет, я не согласна.
Шумный выдох качнул бороду отца Святослава.
– Тогда я приведу тебе еще примеры.
– Примеры, которым нет доказательств?
– Есть. Библия.
– Может, завтра я изменю свое мнение. Такое случается… Но сегодня утром я наткнулась на один пост в своей ленте… Меня пригрузило, я так разочарована и так расстроена… Не хочу даже спорить, – и с искренним энтузиазмом продолжала спорить, потряхивая из стороны в сторону своими светлыми волосами.
Но больше всего Града подрывало, когда Кузя бессознательно ловила руками тонкую прядь и в процессе разговора вертела ее или накручивала на пальцы.
Он не верил в Бога. Но находиться на территории церкви, перед лицом священника, с эрекцией – кощунство даже для него.
А потом, по дороге домой, Ника еще умудрялась предъявлять Сергею претензии, мол, ей одной приходится за двоих отдуваться.
– Мог бы хоть что-то сказать…
Да не мог, бл*дь. В том-то и дело, что не мог.
Почему-то реакция на нее не утихала. Становилось только хуже, хотя он упорно возобновлял эмоциональные блоки.
Это просто случилось, без какого-либо решения со стороны Градского. Он, бл*дь, стал таскаться за Кузей, как дворовой пес. Она постоянно была чем-то занята, он же, на фоне нее, вроде как, х*рней страдал. Не подходил слишком часто, но везде вылавливал ее глазами. Она даже не замечала, погрязнув в книге или конспекте. В столовой, на подоконнике, прямо на полу под аудиторией – непрерывно что-то читала. У нее то репетиция, то заданий много, то текст учить нужно. А Град не знал, куда себя деть. К ней, сука, тянуло. Хоть увидеть… Бывало, даже в общагу приезжал, хотя все там ему претило. Все, кроме нее. Звал ее к себе домой. Точнее – предложил один раз, не подумав. Так она округлила глаза и заворчала, что ей нужно учиться. И он вдруг разозлился, вместо того, чтобы выдохнуть с облегчением.
Хотел ее внимания.
И все же старался сохранить дистанцию, все еще не понимая, чего, в конечном итоге, стремился от Ники добиться.
Пришел на концерт. Офигел, конечно. Дышал с трудом, когда она на сцену выходила. Через тело будто ток пустили – все горело и кололо. Взгляд оторвать не мог: следил за малейшим движением, ловил каждую улыбку… Только почти все время с Кузей в паре выступал какой-то обсосок. И смотрел на нее слишком заинтересованно, слишком откровенно… А она ведь уже была его!
Она была его.
Когда бухал, тогда от Ники держался на особом расстоянии. Даже телефон дома оставлял, чтобы не возникало соблазна позвонить или написать. К причинному месту впору лед прикладывать, а кровь все гудела по венам. Перетр*хал всех мало-мальски симпатичных, со светлыми волосами. И все – не то.