Йагиня. Тайный Дар - стр. 81

И Данька тоже за нами увязался, видимо, побоялся оставаться один.

Только вместо того чтобы следовать за магом, уверенно державшим меня за руку, я высвободила ладонь и уверенно двинулась в другом направлении. С каждым шагом было все больнее в груди, но я понимала, что чутью потомственной Йагини можно доверять. Ярко выраженная, порой даже слишком, эмпатия, заставляет меня остро чувствовать то, что переживают другие люди и нелюди. И сейчас, как дарующая жизнь, я отчетливо понимала, что кому-то в этом замке очень больно и очень плохо, и никакой страх уже не мог удержать меня.

С замиранием сердца остановилась перед высокой дверью. Прислушалась к себе – здесь. Маг и Данька молчали. Видимо, решили довериться чутью Йагини. Или просто сказать нечего было, не знаю, но не мешали, и на том спасибо.

Приоткрыла дверь, и еле удержалась на ногах – чужая боль тупой стрелой пронзила сердце. Досчитала до десяти, нарисовала на груди зеркальную руну – хоть и не дружу пока с этой магией, не дозрела до нее еще, но руна зеркала – самое то, чтобы перестать ловить чужие чувства, эмоции, ощущения.

В опочивальню входить не стала, и спутники мои за спиной замерли. Присмотрелась – комнату освещает только лунный свет, ровно льющийся из распахнутого окна. Слабые порывы ветра колышут вздымающиеся тонкие, невесомые занавески. В темноте их можно принять за танцующих в воздухе призрачных русалок.  Несмотря на широко распахнутые окна, пахнет сыростью, и даже порывы ветра не приносят долгожданной прохлады...

У невысокого ложа сидел наполовину седой мужчина средних лет, сгорбленный, поникший. Увидев его, я даже вздрогнула – мужчина сидел без движения, и поэтому я не заметила его сразу. Нашего вторжения он не заметил. Я поняла, что это его боль я ощущала все это время. Неужели это наш хозяин, граф де Менферский? Пригляделась повнимательнее – увидела, что на ложе, над которым он склонился, лежит призрак. Как будто сотканная из ночного тумана, лунного света и тусклых, попеременно вспыхивающих тут и там магических светлячков, девушка казалась очень юной, тонкой, и хрупкой. Внезапно мужчина пошевелился – он попытался взять девицу за призрачную руку – и ничего не получилось. Пальцы попросту провалились. И тогда, к моему стыду – ведь мы самым бессовестным образом подглядывали, смотрели на то, что совсем не предназначено для наших глаз – граф де Менферский, а в том, что это был именно он, уже не осталось сомнений, уронил голову на грудь, спрятал лицо в ладонях и зарыдал. Неловко было смотреть, как плачет взрослый, судя по всему, пожилой мужчина. И не смотрела бы, если бы он вдруг не заговорил. Глядя то на призрак девицы, лежащий перед ним, то почему-то в раскрытое окно, он бормотал что-то неразборчивое, но отдельные фразы можно было разобрать:

- Сколько еще ты будешь мучать меня…

- Пожалей хотя бы ее…

- Пожалей моих людей, хотя бы тех, кто остался…

- Забери мой разум…

- Оставь же ее в покое, проклятая ведьма!

- Сколько еще ты будешь тянуть из них жизнь!

- Забери мою!

- Забери все, что принадлежит мне…

- Ты итак уже все забрала…

- Чего же ты хочешь…

И в этот миг из окна раздалось пение.

До сих пор горжусь своей реакцией – с первых же нот услышав, кто поет, не глядя, даже до того, как оглянулась, метнула руной зеркала в мага. В следующий миг, уже обернувшись, увидела катающегося по полу Даньку, зажимающего лапками заячьи уши, и наградила зеркальной руной и его.