Я забыла все на свете - стр. 5

В центре этой пустоты меня ждет линялый ворон.

– Браво. Надеюсь, ты горда собой! – с упреком каркает он.

– Что?..

Пытаюсь сохранить хотя бы минимум вежливости, хотя совершенно не понимаю, что я здесь делаю и что еще за пернатое передо мной.

– Ты потеряла не только память, но и голову?

Говорящая птица – нормально вообще?

– Представляю себе, как ты запуталась, – не унимается ворон, качая головой.

– Прошу прощения, разве мы знакомы?

– Да, – подтверждает он и тут же идет на попятный: – Нет-нет. Вовсе нет!

– Так да или нет? Не могли бы вы уточнить?

– Это слишком сложно! – отмахивается ворон.

Похоже, птица сердится: раздувает грудь, топорщит перья, расправляет крылья – явно о чем-то напряженно думает. В конце концов звучит сухое:

– Ты меня не знаешь, зато я знаю тебя. Устраивает?

Я пожимаю плечами, понятия не имею, что и сказать, – слишком растеряна. Пытаюсь сменить тему.

– Где мы?

– В твоем сне, – следует мгновенный ответ, словно птица ждала этого вопроса. – Ну, или в том, что от него осталось.

– Что-то тут бедненько.

– Снова браво! – иронизирует пернатое. – Блестящая наблюдательность. Так и бывает, когда подписываешь договор, не зная всех условий, ну ты и дуреха!

– Сами вы…

Стоп. О чем это он? Ничего не помню! О каком договоре речь?

– Словом, пока что я мало чем могу тебе помочь. Но постараюсь что-нибудь сделать. А ты будь умницей, поняла?

Я неуверенно киваю, надо ведь сделать ему приятно. Вообще-то я слушаю его вполуха. Так устала, что не могу сосредоточиться. Лучше бы этот белесый ворон оставил меня в покое. Но нет, птица продолжает советовать раздраженным голосом:

– Слушайся Эликса. Помогай ему, и он тебя не прогонит, а я буду знать, где тебя найти. Не поступай необдуманно, ясно?

Я снова киваю, лишь бы он отстал.

– Главное, не вздумай доверять матросам. Мерзкий народец, понимаешь? И никогда не оставайся с ними наедине.

На этих словах ворон взмывает в воздух, но не улетает, а, сделав круг, возвращается.

– И последнее. Пускай тебя и дальше принимают за мальчишку. Пока Эликс заблуждается на этот счет, у него на руках не все карты. Кар-р-р!

Наконец-то улетел, исчез в бесцветной дали.

Белая точка на белом фоне.

Я одна непонятно где, растерянно верчу головой в надежде хоть как-то сориентироваться. Но где там, вокруг одна пустота. Паникую еще несколько секунд, а потом мой сон расслаивается на тысячи волокон, и я с облегчением погружаюсь в забытье.

Меня будит зловоние.

Я приоткрываю глаза, не понимая, где нахожусь. Рядом на коленях стоят два матроса. До меня им дела нет, у них важное занятие – спор, кому достанется рюкзак. Память у меня, может, и отшибло, но догадываюсь, что рюкзак мой, потому что он был при мне, когда я повалилась на эту зеленую скамеечку. Бейсболка, красующаяся теперь на бугристой башке одного из спорщиков, тоже моя. Другой тянет из рюкзака зажигалку. От злости у меня вспыхивают щеки. По какому праву они роются в моих вещах? Мне бы сейчас очень пригодились какие-то зацепки, глядишь, и память бы вернулась. Матрос, налюбовавшись зажигалкой, щелкает колесиком. Появляется огонек. Оба мародера издают почти нежное «ах!», как будто у них в руках расцвел прекрасный цветок.

Теперь я вижу, что они не люди. На их лицах нет живого места, сплошь ямы и шишки. Пухлые хомячьи щеки, здоровенные крючковатые носы, костистые подбородки. Лысые черепа скошены назад, на макушке костяной гребень. Кожа странного цвета: черная, с зелеными бликами. Какой-то болезненный окрас! К тому же от обоих нестерпимо разит серой – не слишком приятные типы. Язык, на котором они бодро переговариваются, мне совершенно неведом.