Размер шрифта
-
+

Я твоя навеки, ты мой навсегда - стр. 21

– Белов – пейзажист, – произнёс он медленно. Видимо, кто-то усомнился в моих умственных способностях. Ну, мнение, что все блондинки поголовно тупые, слишком прочно въелось в общество.

– Да, я в курсе, – окинула насмешливым взглядом ещё-не-жениха Антона. – Вот мне было бы интересно, каким кустом или зданием я была бы в его картинах. Неприкрытый и непредубеждённый взгляд со стороны.

Я не знаю, как у него это получалось, а только Антон вгляделся в меня ещё пристальнее, чем до этого. Взгляд-лазер. Ещё немного – и дым пойдёт или кучка пепла останется.

– И вы бы согласились быть… кустом? – интересуется он, не сводя с меня глаз.

– И даже урной согласилась бы, – веселюсь я. Он что, считает, что каждая женщина мечтает, чтобы её увековечила кисть великого художника? Вроде бы уже нет в том нужды или я чего-то не знаю?

– Отличная идея, – бормочет кто-то за моей спиной, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, кому пришёлся по душе мой креатив.

– Не согласитесь ли быть моделью? Не обидитесь, если будете пятой урной справа? – вопрошает взлохмаченный светловолосый гений в очках.

В этом месте у меня должно остановиться дыхание, потому что я понимаю, кто передо мной стоит, но я девушка стойкая, мы и не в таких передрягах бывали, и никто не мог упрекнуть меня в слабом духе.

– Да хоть десятым винтиком слева, – улыбаюсь я ему и ловлю ослепительную улыбку в ответ.

– Замётано! – забавно дёргает он тёмными бровями и протягивает руку: – Стефан Белов к вашим услугам.

– Илона Бояркина, – вкладываю ладонь в его, – ваша потенциальная модель.

– Кажется, я уже ревную, – ворчит Антон.

– О, да. Илона умеет удивлять, – слышу я голос, который не спутаю ни с чьим другим, и поворачиваю голову, чтобы наткнуться на две синие молнии, способные прошить меня насквозь.

 

Богдан

Я её в порошок сотру. Пусть только закончится этот вечер. Если она надумала заставить меня ревновать, то добилась своего слишком легко.

За что, Господи? – взвыл я, вопрошая. – Я же не видел её одиннадцать лет, научился жить и дышать без неё. Одна маленькая встреча – и всё, туши свет – кидай гранату. Лыко мочало – начинай сначала. Куй железо… так, это, кажется, не из этой оперы, но железо тоже нужно было ковать – подсознание подсказывало, а я должен его слушаться.

Стёпка Белов – мой одноклассник. Мы с ним в каком-то лохматом классе даже за одной партой сидели, правда, недолго, но дружбу пронесли через годы.

Это была не та дружба, когда регулярно собираются, пьют пиво, жарят шашлыки, рассказывают о бабах в бане. Мы как-то всего этого с ним благополучно избежали.

Но это была та дружба, когда я за ботана Стёпку легко в морду давал всем, кто осмеливался его задирать. А позадирать пацана без мускулатуры желали многие.

Знаете, когда находят жертву и толпой на одного, не сговариваясь? Только потому что жертва – слабак, в их понимании. Вот со Стёпкой как раз был тот самый случай.

Он уже тогда рисовал гениальные картины. Больше ручкой в блокноте. У него был какой-то ненормально-цепкий взгляд, умеющий добираться до сути.

Это сейчас он пейзажи рисует, обнажая характер города, показывая его многоликость. А раньше он ничуть не хуже портреты рисовал. Может, поэтому тогда смута вышла, когда его жаждал почти каждый придушить.

Он умел подчёркивать как что-то светлое, так и уродливое. То, что простым взглядом не уловить. И это уродливое выпирало так, что для детского взгляда и психики казалось неприемлемо-возмутительным. А попросту: детство и юность не знает компромиссов и полутонов.

Страница 21