Я твоя навеки, ты мой навсегда - стр. 20

Не скрою: это было приятно. Что греха таить: мне понравилась его галантная обходительность.

– Я не мог прийти на свидание без цветов, – рокотал он, а я невольно покрывалась мурашками, и дело было вовсе не в холодном воздухе, – но букет будет нам только мешать на выставке, поэтому ваши розы ждут своего часа в машине. Вы позволите? – оттопырил кренделем он руку, и я, словно королева, милостиво согласилась: о, да, я позволю.

Пальцы утонули в мягком кашемировом рукаве, когда я взяла Антона под руку, и мы чинно, никуда не спеша, направились к входной двери.

Не знаю, что меня отвлекло. Может, шестое чувство сработало, а может, какой-то посторонний звук насторожил, а только я обернулась, чтобы уловить взгляд, полный то ли бешенства, то ли ещё каких непонятно сильных эмоций.

В нескольких метрах от нас стоял Островский. Естественно, не один. Возле него тёрлась эффектная блондинка с ногами от ушей. Вполне в его стиле, духе и вкусе, полагаю.

Я, конечно же, проигрывала ей очков эдак сто, а может, и всю тысячу, но заморачиваться на этом и огорчаться не стала. Скользнула по нему взглядом и отвернулась.

«У него своя жизнь, у меня своя», – произнесла мысленно, как мантру, и продолжила шествие, что по ощущениям стало похоже на восхождение на эшафот.

Ну и что, что сжалось сердце в груди? Ну и что, что у меня упало настроение, как вмиг подешевевшие акции всего лишь час назад процветающей и благополучной компании? Всё это ерунда.

Давно пора отпустить прошлое, забыть, что было, перестать жить воспоминаниями и тосковать по Богдану Островскому.

Всё, что ушло, уже не вернётся. Всё, что могло быть между нами, – это дурацкий спонтанный секс в офисе.

«Божественный секс», – поправил меня справедливый Опти.

«Безответственный секс!», – мстительно зашипел Песси.

Были правы оба. Но я на выставку пришла, а поэтому не хочу думать о мужиках. Буду думать о прекрасном и наслаждаться.

Совсем не думать о мужиках не получилось: один из них на свидание со мной пришёл. Естественно, полагалось вести с ним разговоры, что я и делала автоматически, как заводная кукла: кто-то ключом меня завёл, и я, пока пружина не распустилась до самого последнего оборота, двигалась, улыбалась, ловила неприкрытый интерес к своей персоне, отвечала на вопросы и даже сама о чём-то спрашивала.

Уже проходя между картинами, я поняла: нифига меня не отпустило. Так и подмывает оглядеться по сторонам, чтобы посмотреть, где Островский и что делает. С кем он, я и так насмотрелась достаточно, поэтому видеть его искусственную блонди желания не возникало, а уловить хоть краем глаза знакомую до боли фигуру хотелось, но я боролась с собой, как могла.

Искусство в этом мне помогало. Несмотря на противоречивые мнения, картины Белова были хороши, даже очень.

– Мне нравится, как вы смотрите, – рокотал над ухом голос Антона.

Я удивлённо перевела на него взгляд.

– Вы любуетесь, – охотно пояснил потенциальный жених, – а это очень важный штрих к вашему портрету.

Я вдруг представила себя в тяжёлой золотой раме с финтифлюшками, в платье до пола с кринолином, и фыркнула.

– Интересно, как бы я выглядела на картинах Белова, – не смогла сдержать улыбки.

Антон снова смотрел на меня пронзительно и долго, изучая. Я чувствовала себя почему-то диковинной обезьянкой в зоопарке.