Я тебя не помню - стр. 26
— Он меня не хочет, — протестую заплетающимся языком. — Наверное, твой друг решил просто поддержать меня в сложной ситуации. Это всего лишь человеческая доброта. Но тебе, наверное, такое понятие не знакомо.
— Ты сама-то веришь в такую фигню? Мужик не шлет такие букеты, когда хочет поддержать. Вот подержать — другое дело.
— Что подержать?
— Тебя в своей постели, голубоглазка. Под собой и на себе, на коленях еще можно. Любой вариант подойдет.
Камиль бросает букет на стол рядом с вазой, и она угрожающе пошатывается. Я мигом бросаюсь к ней и обхватываю двумя руками, пытаюсь удержать эту тяжесть, но цветов так много, что у меня не хватает сил.
Ваза все-таки падает на бок, цветы летят на пол, а мои ноги оказываются все в воде. Хорошо хоть стекло каким-то чудом сохраняет свою форму, потому что иначе при всей моей неуклюжести я бы точно порезалась.
— Смотри, что ты наделал, — мое возмущение направлено в сторону Камиля. — Букет в чем виноват?
— Да плевать я хотел на этот веник, — он решительно отодвигает меня в сторону и возвращает вазу в исходное положение. — Не поранилась?
С удивлением смотрю на свои ладони. Я пыталась спасти розы от ужасной участи, ловила их, но на коже ни единой царапины.
— Они без шипов, — заключаю. — Нужно позвать уборщицу и, наверное, найти еще одну вазу…
Почему-то сейчас мне хочется, чтобы Камиль передал букет мне в руки, а не бросил его на стол.
Но он лишь ворчит что-то себе под нос — я слышу только слово «оторву», предполагая, что оно относится к Чернову — и занимает мой стул.
Нахмуренные брови подсказывают, что Камиль недоволен чем-то.
— Зови свою уборщицу, Алена, — снова это обманчивое спокойствие, только мне все равно не по себе.
Как будто холодный ветер ворвался в помещение. Зябко так и неуютно. Даже теплый плед и чашка горячего кофе не спасли бы меня в этой ситуации.
Мария Николаевна, которую я перехватила в коридоре, устраняет потоп на полу и советует мне все же найти другую емкость под букет, потому что ваза наших девочек из архива явно не предназначена для такой красоты.
Когда она замечает вторую охапку роз, так и вовсе растерянно разводит руками.
— Алена Владимировна, вам бы домой цветочки отвезти. Жалко же, пропадут. У нас тут некуда их пристроить.
Улыбаюсь, думая о том, что у меня и дома нет ничего подходящего. Если только ванна, но тогда получится так, что розы выселят нас с Давидом мыться на кухню.
Мы снова остаемся с Камилем вдвоем в кабинете, и вся ушедшая с появлением Марии Николаевны неловкость возвращается. Кажется, даже в двойном размере.
За мной наблюдают особенно пристально, а я не понимаю, куда себя деть. Чем занять руки, куда смотреть, как себя вообще вести. Это давит, и в какой-то момент грудь сдавливает невозможностью сделать нормальный вдох. Я включаю кондиционер, чтобы в кабинет попадали новые потоки воздуха. Уж лучше замерзнуть, чем упасть в обморок из-за нехватки кислорода.
— Завтра подпишем договор. Инга с тобой связывалась? Что сказала? — Камиль решает сосредоточиться на деловой части нашего общения.
Прикусываю кончик языка, решив обдумать все хотя бы в своей голове. Если я сейчас расскажу ему про психиатра, он может подумать, что у меня действительно не все в порядке и оставлять ребенка со мной просто опасно.
Но у меня больше не было никаких приступов паранойи и внезапного страха. Я смирилась со смертью своего отца, приняла смерть Ратмира, перестав истязать себя за отсутствие эмоций в связи с неожиданной утратой мужа.