Я шёл всё время строго на восток. Стихи о Камчатке - стр. 7

Из иллюминатора лакал.

Я завис в пространстве и пропал,

Вылетел и вот – не долетел,

Только солнца огненный опал

Между жёлтых и размытых тел.

Впрочем, солнце – это лишь туда,

А обратно – так, не солнце – пшик,

Если и Полярная звезда,

То всего лишь на какой-то миг.

Я в полете вечном отощал,

Обнищал карманом и умом,

И Россия так же вот нища,

Будто мы летаем с ней вдвоём.

Будто мы уже не победим,

И не разорвём порочный круг,

И оставим все победы им,

Всё на свете выпустив из рук.

Улетаю снова и опять,

И вулканы снова за бортом,

Сколько их – четыре или пять?

Сосчитаю как-нибудь потом.

Я – лох! Отнерестившийся лосось.

Меня не нужно даже брать на спиннинг.

Всё у меня внутри оборвалось,

Виски посеребрил предсмертный иней.

У слова «лох» сегодня смысл иной.

Но я не стану долго препираться,

Не в силах если совладать с судьбой,

То я готов вступить с лохами в братство.

В лохах у нас сегодня вся страна.

Россия – лоховатая держава.

Отнерестилась лохами она,

И называется теперь такой по праву.

Мы – словно полудохлые мальки

Скатились в океан совсем не тихий,

И не увидеть нам родной реки,

Где нерестились мамы-лососихи.

Прошёл наш лососёвый рунный ход,

И трупами мы завалили реки,

Как будто ныне сорок первый год,

А мы на фронт отправленные зеки.

А лохи – это те же фраера,

И те же добровольцы и пехота,

Нам остаётся лишь кричать «Ура!»

До одури и до кровавой рвоты.

Ура, Россия! Ты опять в беде.

И мы опять тебе помочь не в силах.

Мы умирали за тебя везде,

По всей планете русские могилы.

На небе тоже, видно, есть лосось,

Который мечет над Россией звёзды.

Им до утра дожить не довелось,

Погаснуть утром никому не поздно.

Долгая осень московской печали,

Долгая осень, короткая жизнь.

Птицы давно уже все откричали

И заложили свои виражи.

Долгая осень в Москве, на Камчатке,

Значит, в России везде листопад,

Может, дела у неё не в порядке,

Ежели листья так долго летят?

Жирные утки в замёрзшем бассейне,

Что не хотят никуда улетать,

Каждая – будто бы маленький сейнер,

Трал кошельковый спустивший с борта.

Листья вокруг как погибшая рыба,

Та, что валила на берег гурьбой,

Что тут поделать, и вы не смогли бы

Выиграть в схватке с такою судьбой.

Долгая осень – не бабие лето,

Где громыхал тишиной листопад,

Осени этой другие приметы —

Все несуразны и все невпопад.

Дятел в кормушке у юрких синичек,

Будто бы я на Камчатке весной

Зёрна ворую у маленьких птичек,

Словно какой-то разбойник лесной.

Листья, застрявшие в стриженых кронах,

И подозренье – а вдруг подожгут?

Осень – синоним большого урона,

Долгая осень – как жизнь на бегу.

Долгие дни золотых листопадов,

В каждом ручье самородки рыжья,

Вы бы спросили – а мне это надо

Или ослепну от этого я?

На Камчатке сентябрь, для меня здесь последняя осень,

Хоть и слово «последняя» слишком привычно звучит,

Не снимает камчатская осень проклятых вопросов,

Что как тихие стоны повисли в туманной ночи.

Эти стоны шуршат под ногами опавшей листвою,

И в приливах морских, и у яхты в тугих парусах,

И порой не понять, может, сам я тихонечко вою,

Будто воздух в натянутых сверх всякой меры тросах.

Мне Камчатка не в тягость, не в тягость плохая погода,

Дело в том, что я с детства не знаю погоды другой,

Только пальцы не держат бегущие струйкою годы,

Как штурвал не удержишь уставшей от вахты рукой.

Здесь бушует путина, похожая на изверженье,