Я оставлю свет включенным - стр. 24

Он пожал плечами:

– Этого тебе никто не скажет. Прогресс болезни зависит от многих факторов и общего состояния организма.

– В общих чертах, что меня ждет?

– Аня…

– Костя, прекрати, бога ради, не надо мне тут китайских церемоний! Не щади мои чувства! Мне нужно знать перспективы на ближайшее будущее. Говори как есть, – резко оборвала она его. Наверное, поэтому он тогда все-таки не отважился уйти от жены, хотя был влюблен, как подросток. Слишком резка, слишком прямолинейна. Не женщина, а штангенциркуль. С ней действительно лучше не миндальничать.

– Вначале ты утратишь работоспособность. Учитывая специфику твоей деятельности, произойдет это довольно скоро.

Анна сидела не шелохнувшись, спина как струна: тронь – и зазвенит.

– Дальше, – приказала она спокойным голосом.

– Затем последует невозможность самообслуживания и инвалидность.

– Как быстро?

– Как быстро – что?

– Как быстро я стану инвалидом?

– Послушай, вся болезнь протекает в пять этапов. – Константин Михайлович перешел из личной плоскости в профессиональную и сразу же почувствовал себя гораздо увереннее. – Первая стадия наиболее длительная и протекает она бессимптомно. Подозреваю, что ее ты уже миновала.

– А остальные четыре?

– Остальные набирают оборот и интенсивность, и последняя, пятая, увы, самая быстротечная.

– Как быстро я до нее докачусь?

Константин Михайлович всплеснул руками и откинулся на спинку старого, видавшего виды, но необыкновенно удобного кресла. Сложил руки на незаметно ставшем довольно объемным животе:

– Аня, тут все зависит от тебя и от твоей воли к жизни и здоровью. Если будешь соблюдать все рекомендации, двигаться…

– Костя, я же попросила, – холодно прервала его Анна и укоризненно посмотрела на бывшего любовника. Помимо воли Константин Михайлович отметил, что глаза у нее все такие же голубые.

– Лет десять-двенадцать максимум.

– Ясно, спасибо. – Она встала, взяла элегантную сумочку, лежавшую возле нее на стуле, и направилась к двери.

– Аня, нужно будет подготовить родных, – остановил он ее, когда она уже взялась за ручку двери.

– Зачем? – Анна повернулась к Константину, на лице выражение неподдельного удивления.

– Как – зачем? – смутился тот. – Это же им предстоит о тебе заботиться, в конце концов, они должны быть готовы. Не только материально, но и морально. Знаешь, это не просто для всей семьи.

– Костя. – Анна впервые за все время их разговора улыбнулась. – Костя, ты сейчас глупости говоришь. Мои родные не смогут обо мне заботиться, я это сделаю сама.

– Ты иди с детьми грибы собирать, надо будет на зиму насушить, – напутствовал Глафиру Григорий Антоныч, ставя в печь массивный горшок с кашей, щедро сдобренной куском сливочного масла.

Глафира с плохо скрываемой радостью смотрела на старика: тот с утра уже сходил в баню, тщательно расчесал седые волосы, которые она заставила его обстричь вместе с бородой и усами. Одет в молодежную клетчатую рубашку, которую она также заставила его принять в подарок.

После той полной откровений ночи у них со стариком началась дружба. Антоныч воспрянул духом и погрузился в заботы о неприкаянном семействе, а Глафира впитывала каждое его слово и пыталась начать новую жизнь в надежде на чудо.

Она нашла способ бороться с ночными призраками – спать как можно меньше. Далеко за полночь она проваливались в черную дыру, а вставала до того, как деревенские петухи объявляли о начале нового дня. Это помогало. Усталость оказалась сильнее кошмаров.