Я оставляю тебя в живых - стр. 8

Спустя долгие минуты, может даже целую вечность, доски крыльца скрипнули, и погрузившийся в свои мысли ребенок вздрогнул. В единственную комнату лачуги проник мужчина, которого он уже, кажется, видел в школе. Мужчина медленно подошел пригибаясь, будто опасался удариться головой о пересекающие потолок толстые балки, хотя располагались они в добром метре над ним. Пока он приближался, мальчик пытался вспомнить, кто это перед ним. Когда пришедший заговорил, мальчик понял. Это председатель совета школы, куда он ходил каждое утро.

– Положи руки на стол, чтобы я их видел, – велел тот сурово, но спокойно.

Мальчик еще больше перепугался, так что его ладони оставили на деревянной поверхности влажные отпечатки.

Мужчина вытащил из кармана колоду карт и в беспорядке выложил их на стол. В ожидании объяснения или приказа мальчик поднял на него глаза. Под взглядом нависшего над ним гиганта он чувствовал себя совсем крошечным. Ему не удавалось выдержать взгляд этого человека дольше нескольких секунд. Черные волосы, длинные и гладкие, и крючковатый нос придавали ему сходство с вороном. А абсолютно черные зрачки, которые словно проникали мальчику прямо в душу, и прежде внушали ему тревогу. Как и все в этом проклятом месте, подумал он.

– Сейчас правой рукой возьми карту, тщательно вникни в изображение, пойми, что оно для тебя означает, затем положи ее к себе в карман и дождись проводника. Не торопись.

Мальчик протянул дрожащую руку. Не раздумывая, схватил ближайшую карту и положил перед собой. При виде напечатанной на плотной бумаге жуткой картинки у него скрутило желудок. Не важно, что это был всего лишь грубо намалеванный рисунок, – его смысл был понятен. Мальчик на мгновение прикрыл глаза, чтобы отогнать мрак, которым веяло от выбранной карты, и сунул ее поглубже в карман.

– Хорошо, – сказал человек. – Ты наверняка заметил цифру в верхней части карты. Прислушивайся к звуку колокола, и, когда он пробьет столько ударов, ты поймешь, что настало время, когда за тобой придет проводник.

Человек быстрым движением собрал разбросанные карты и вышел из лачуги, даже не взглянув на мальчика. Когда комнату вновь заполнила тишина, тот вытащил карту.

Над картинкой черной краской было пропечатано X и три I. Тринадцать.

Дарио развернулся и широко раскинул руки, будто собираясь сделать важное сообщение.

– Не обижайся, – сказал он Максиму. – У каждого из нас есть прозвище. – Он ткнул пальцем в сторону Колера. – Вот он – Сурикат, его кунья мордочка вечно с любопытством пялится вдаль. А этот – Бокюз[2], – прибавил он, подойдя к Муссе и крепко хлопнув его по плечу. – Ты быстро поймешь, почему его так прозвали, когда увидишь, как он заявится с грудой пищевых контейнеров для всей команды.

Долговязый жандарм слегка склонился над Максимом:

– По правде говоря, называть Бокюзом следовало бы мою мамашу. Она отлично готовит. Однажды, когда я впервые притащил из материнского дома остатки обильной семейной трапезы, все решили, что я и есть этот великий повар. Как нетрудно понять, я имею в виду трапезу из тех, про которые все знают, когда она начнется, но никто – когда закончится!

Однако Максиму-то как раз было невдомек. От истории, беспощадную банальность которой доказывали понимающие улыбки троих жандармов, он ощутил легкий укол в сердце. Сколько он себя помнил, ему никогда не случалось присутствовать на семейном ужине любой продолжительности.