Я однажды приду… Часть III - стр. 43
– Пока Глеб не видит, ты ему не говори, а то голову оторвёт, ни на что не посмотрит, знаю я его.
И я рассмеялась, напряжение спало, сразу поняла, что скажу Глебу. Прав Олаф, совершенно прав, только так можно было меня вывести из состояния ступора, каким-то важным делом, в которое я бы поверила, серьёзно отнеслась. Я не знаю, где установлены камеры в доме, Лея сказала, что во всех комнатах, в моей естественно тоже. Глеб всё видел – конечно, если не воевал в этот момент, не разносил чьи-нибудь дурные головы – видел, как я пришла в себя, как ела и спала.
Я уселась на стул в столовой, слушалась всех указаний Олафа: поверни голову так, выпрями плечи и всё в таком духе, как в старых ателье фотографий. Он театрально установил передо мной камеру, зашипел на Лею, молча сопровождавшую нас, мол, не мешай съемкам и махнул мне рукой. Включился красный глазок камеры, и я начала говорить:
– Глеб, я люблю тебя. Помнишь, когда-то я читала тебе стихотворение, как женщина ждёт с войны, я тебя жду, каждую минуту жду. Я знаю, что ты сильный, ты командор и всё такое, но всё равно боюсь, и буду всегда бояться за тебя. Ты занимайся там своими командорскими делами, спасай мир, а я буду тебя ждать дома, сяду у окошка и буду ждать.
Слеза всё-таки скатилась по щеке, я совершенно неприлично утёрла нос, всхлипнула, вздохнула и продолжила:
– Вы там воюйте и знайте, мы вас дома ждём всех. Вы, конечно, крутые все, сверхчеловеки, только помните, наше ожидание вам поможет. Лея, махни Андрюше ручкой.
Лея совершенно серьёзно подошла ко мне и помахала рукой в камеру.
– Олег, Виктор я вас тоже жду. Когда мир спасёте, вернётесь домой, я сразу жён вам начну искать, чтобы ждать вас было легче.
Опять всхлипнула, но удержала слёзы и продолжила:
– Глеб, помни, я люблю тебя, никогда и ничто не сможет нас разлучить, всё можно решить, только подумать надо и верить. Я петь ещё не могу, а слов сказать, что я сейчас чувствую, у меня не хватает, поэтому слушай стихотворением.
Нет тебя, а мне всё кажется, ты со мной.
Две судьбы в одну не свяжутся, ты со мной.
Ночь в глазах и одиночество, ты со мной.
Ты любви моей высочество, ты мой.
Я за тебя молюсь, я за тебя боюсь.
И слышу я, мой бог, твой каждый вздох.
Я за тебя молюсь и слёз я не стыжусь.
Прощай, судьба хранит тебя.
Больше ничего, больше ничего, ничего.
Я не верю в расставания, я с тобой.
Между нами расстояния, я с тобой.
Где бы ни был ненаглядный мой, я с тобой.
Каждый час и каждый миг земной, ты мой.
– Вот, больше сказать мне нечего, ты просто иногда посматривай в свой маленький аппаратик, а там я жду тебя.
Олаф сидел и смотрел на меня глазами, полными тоски и боли, совершенно невероятной тоски. Как только я закончила говорить и посмотрела на него, он даже не смог мне улыбнуться, посидел ещё, только потом выключил камеру. Мы долго сидели молча, он смотрел на меня, а я вся сникла, даже не пыталась как-то изобразить бодрость духа. Наконец, он встал, подошёл ко мне и поцеловал руку.
– Катя, ты настоящая женщина, женщина для настоящего мужчины.
Я только усмехнулась и пожала плечами, какая настоящая, сплошные истерики и слёзы, а теперь придумала прятаться в бессознательное состояние. Олаф сразу улыбнулся:
– Да, это ты хитро придумала, не хочешь думать об ужасе и не думаешь.