Я однажды приду… Часть I - стр. 29
Мои мрачные мысли не отпускали меня и на следующий день. Я оказалась не готова к своему чувству. Несмотря на увеличивающийся ком льда, в моей душе всё больше распространялось чувство любви к Глебу. Оно росло, ширилось, отодвигало лёд, хотя растопить его не могло. Видимо, мне суждено умереть не в интригах Глеба, а от разрыва сердца, которое организуют кусок льда и любовь. Вот будет разочарование для всех.
Утром я решила, что мне давно пора стать здоровой и не давать повода заботиться о себе. Эта забота мешала ощущать реальность положения. Когда пришёл Самуил, так и заявила ему – всё, постельный режим отменяется, ухаживания за больной тоже, и я иду обсуждать с Виктором проблемы дошкольного образования в России. Самуил потерял дар речи и так и остался стоять у двери в палату.
Для начала надо было найти приличную одежду, а не этот балахон, в котором я ходила в последнее время. Хотя бы какие-нибудь джинсы и рубашку. Где же Олег? Он всегда всё знает. Но его не было нигде, как и Глеба, что было странно, они никогда не исчезали вместе. И застыла на полушаге – акция. Как тогда в санатории. Ноги отказали сразу, и я медленно опустилась на пол. Вот к чему сон, всё рухнуло в миг. Все мои размышления о чувствах были пустым сотрясением воздуха – всё значительно проще. Я же не знала, куда исчезал Глеб и остальные. Жила себе в мелких душевных разборках и купалась в бассейне. Правильно – встала с кровати, и сразу развеялся морок.
Их не было и на ужине, к счастью Юлии тоже. Мы с Виктором таки обсудили ситуацию с дошкольным образованием, но все были какие-то напряжённые. Андрей пытался играть, но выходило что-то уж очень грозное, и он просто ушёл. Самуил сидел молчаливый и грустный, даже не ругал меня за нарушение постельного режима.
Ночью я опять кричала, на этот раз первым был Виктор. Он тоже окатил меня водой, и долго тряс за плечи. Я даже не сразу вспомнила сон, такой меня ужас охватил. Но когда фрагменты стали складываться в картину, зашептала сиплым от спазма голосом:
– Они его убьют… за дверью кто-то стоит… там статуя шевелится… у статуи что-то в руке сверкает.
Виктор исчез мгновенно, он просто испарился. Прибежал Самуил и, даже не спрашивая, что случилось, взял шприц в руки.
– Нет, Самуил, нельзя снотворное.
Я не знала, почему нельзя – нельзя и всё. Вдруг в палату вбежал Андрей с каким-то предметом в руках, крикнул:
– Они здесь! Самуил зеркала!
И тут же исчез. Самуил удивительно быстро соорудил из ширм подобие стены и толкнул меня туда, шёпотом спросил:
– Где твоё зеркало?
– На столике.
Он разобрал зеркало на составные части, назначение которых я не понимала, пока он не приложил зеркальную часть к моей груди в области сердца, закрепив её вытянутой из ручки, скрученной в сложную вязь проволокой, а на запястья одел два браслета из ободка зеркала. То же самое он проделал и с собой, достав из внутреннего кармана пиджака зеркало, только потом объяснил:
– Теперь никто не услышит биения твоего сердца.
За стенами палаты слышались странные, похожие на свист звуки, звон разбитого стекла, глухие удары, иногда сильный грохот. Самуил низко опустил голову, несколько раз вздохнул и зашептал:
– Катенька, я должен попросить тебя об услуге… даже не знаю, как тебе это сказать…
– Очень быстро, Самуил, а то китайская стена может рухнуть, и ты просто не успеешь… меня могут убить…