Я однажды приду… Часть I - стр. 22
Посмотрев на себя в зеркало Самуила, я ужаснулась: к моей и так скромной внешности добавились синяки под глазами и очень помятая физиономия. Бедный Самуил, все его старания пошли прахом за несколько дней из-за моей дурости. Осталось найти в гардеробной саван и свечи, встать на колени у двери и ждать. Правда, могу случайно поджечь весь дом. А это даже хорошо – хоть кто-нибудь придёт, хотя бы дом тушить. Так я до вечера ни на что и не решилась. Пусть будет, что будет.
Дождалась. На следующее утро был новый букет, и ко мне пришла Анна. Вот уж кого я меньше всего хотела видеть. Поздоровавшись, она спросила:
– Не скучаешь?
– Нет, отдыхаю.
У меня хватило сил улыбнуться ей своей дежурной улыбкой.
– Поражаюсь я тебе, ты ведёшь себя так спокойно… хотя Глеб сказал, что ты понимаешь свою роль.
– Понимаю. Я лишь стараюсь сдержать своё слово, данное Глебу там, в санатории.
– Умереть?
– Я обещала умереть за девочек, какая разница, где это произойдет. Пусть даже в Неаполе или в другом городе мира.
– А мне кажется, что ты готова умереть не только за девочек.
Я сделала большие глаза и удивлённое лицо. Анна усмехнулась:
– Мы чувствуем биение сердца у людей. Твоё сердце начинает лихорадочно трепетать лишь при одном упоминании имени Глеба. Вот и сейчас оно забилось быстрее. Меня не обмануть.
– Я никого не обманываю. Просто считаю, что моё сердцебиение никого особенно не может волновать. Ни тебя, ни Глеба. Всё обо мне существует только как временное событие в этом доме, поэтому не имеет значения.
– Что меня не должно волновать?
А вот это на сладкое – в дверях стоял Глеб. Анна предложила сладким голосом:
– Катенька, расскажи.
– Никого не может в этом доме волновать частота ритма моего сердца.
– Это она хочет сказать, что влюблена в тебя, но тебя это не должно волновать.
Наступила тяжёлая пауза. Я стояла у окна рядом со столиком, на котором были розы, и опиралась на него, боясь упасть от волнения. И вот я решилась, правда саван так и не надела и свечи не зажгла:
– Глеб, прости меня за тот вечер. Иногда я забываюсь и веду себя не очень адекватно. Больше такого не повторится, надеюсь, и я лишь буду ждать твоего решения. Наша договорённость остаётся в силе.
Он изобразил удивление:
– Какая договорённость?
– О том, что моя решимость в санатории лишь перенесена во времени и пространстве. Всё остальное не имеет никакого значения. Сердцебиение, в частности.
По его глазам ничего нельзя было понять – принял ли он моё извинение, как отнёсся к словам Анны о моём чувстве к нему.
– Анна, мы уходим.
И уже почти в коридоре, спросил:
– Цветы понравились?
– Очень.
И понимая, что он уже ушёл, тихо добавила:
– Таких мне никто и никогда не дарил.
Не зря говорят – скажи себе что-нибудь и об этом будет знать весь мир. Значит, ещё в тот вечер, когда я призналась самой себе, что не хочу никуда уходить от Глеба, он уже всё понимал по моему сердцебиению. Опустившись на пол по стене, я закрыла лицо ладонями.
Думать можно по-разному: логично и совсем без логики. Сначала я думала совсем без логики – отдельные фразы хаотично носились в голове и совершенно не связывались хотя бы в одну мысль. Потом почти в бессознательном состоянии пошла и в чём была, прыгнула в бассейн. Утопиться не удалось – как оказалось, Олег был начеку и сразу достал меня из воды. Опять как в первый день замотал в махровое полотенце и усадил на скамейку. Спокойно спросил, как будто и не доставал неудавшуюся утопленницу из воды: