Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга - стр. 71
– Гиповолемический шок – длительная гипоксия тканей кишечника, почек… Цитокины… SIRS (Systemic Inflammatory Response Syndrome)…
– А-а-а-а… – идиотски мычу я и отхожу.
Падает количество тромбоцитов… ДВС…
Плохо всё это.
На день 8 терапевт мне звонит:
– Слушай, а мне его живот не нравится…
– Питер, парень отёчен, в обеих плевральных полостях жидкость, вот и в животе – жидкость.
Живот не хирургический, но есть у меня мысль об «абдоминальном компартмент-синдроме» – тесна брюшная полость для отёчных кишок и жидкости… Пожалуй, я открою завтра ему живот и увеличу объём абдоминального пространства вшиванием «мешка Багота» – пластиковой плёнки.
На следующий день рано утром звонит анестезиолог:
– Док, мне не нравится живот китайца. Вы не хотите сделать ему УЗИ?
– Ну, в общем-то я уже принял решение о релапаротомии – не думаю, что предоперационное УЗИ чем-нибудь поможет нам. Но я не возражаю…
Прихожу в ICU и застаю у койки моего больного мудрого рентгенолога Ван дер Мерве.
– Вы оперировали больного? – противным голосом спрашивает умник.
– У него разрыв мочевого пузыря. Вот, смотрите… – и Ян показывает мне картинку ультразвуковой компьютерной томограммы.
– Чёрт! – на экране так красиво видна стенка мочевого пузыря, а выше него – свободно лежащий в брюшной полости катетер Фолея.
– Спасибо… Но ведь мы с Маховским так тщательно все смотрели… так ожесточенно мыли живот… и катетер Фолея был уже тогда в мочевом пузыре… Как же мы могли пропустить такое???
– Бывает…
– Спасибо большое, доктор Ван дер Мерве! Теперь я понимаю, почему парню не становится лучше: у него в животе полно мочи. О, Господи!
Приглашаю принять участие в операции уролога Ричарда Монаре.
Захожу в операционную, из которой ещё не убрался ортопед ван Зейл.
– So, are you in a big trouble today? («Что, ты в большой жопе сегодня?») – улыбается ортопед.
Даже поведение сестёр кажется мне вызывающим…
Говорю Монаре:
– Ричард, не очень приятно, конечно, принять факт, что ты пропустил что-то во время операции, но теперь мы хоть понимаем причину плохого состояния больного.
Открываем живот – небольшое гнойное выделение из тканей передней брюшной стенки. Медленно раздвигаю слипшиеся кишки – в брюшной полости скоплений гноя нет, только два скопления прозрачной жидкости в тазу и в пространстве позади желудка. Брюшина над мочевым пузырём целехонькая, катетер Фолея прощупывается внутри мочевого пузыря:
– Смотри, Ричард, пузырь цел!
– Да, цел.
– А, может, там боковой разрыв… – ехидно вмешивается операционная сестра немецких корней.
Андрю Маховский говорит:
– Здесь нужно уметь лечить не только больных, но и всё окружение.
«Ну, мать вашу!» – думаю я.
– Ричард, открывай мочевой пузырь и осматривай его внутреннюю часть – чтобы за нашей спиной не было никаких недомолвок!
Ричард открывает пузырь – ни фига!
Я заканчиваю операцию вшиванием в брюшную стенку «мешка Багота».
Мне показалось, что атмосфера во всём операционном блока резко поменялась после релапаротомии.
У семьи и всего китайского комьюнити, к которому принадлежит мой китаец, нет больше денег на оплату пребывания парня в частном госпитале с чрезвычайно дорогой ICU, искусственной почкой, оплатой дорогих медикаментов и докторов – они просят меня перевести больного в государственный госпиталь.
Переводим… Спрашиваю у толкового кубинского терапевта о прогнозе моего китайца: