Я ничего не должна тебе, мама. Когда материнская «любовь» становится клеткой… - стр. 29

Первой решила рассказать свою историю Алла. Она всегда стремилась быть в центре внимания, и сейчас не упустила возможности. Маргарита заметила, как женщина выпрямилась, словно готовясь к выступлению, и начала говорить. Ее голос звучал уверенно, но в нем чувствовалась какая-то наигранность. Алла явно хотела произвести впечатление на врача, показать, что она не просто пациентка, а человек с глубокими переживаниями и сложной судьбой. Маргарита знала, что Алла часто преувеличивает, чтобы вызвать сочувствие, но сейчас это было неважно. Главное – дать людям возможность выговориться.

Алла выпрямилась, ее голос звучал уверенно, но в нем чувствовалась легкая дрожь, словно она боялась, что ее не поймут или не оценят. Ей было 46, но усталость, накопленная годами, будто прибавила лишнее десятилетие: морщины у рта залегли жесткими складками, а тени под глазами напоминали синяки. Короткие волосы, когда-то аккуратно стриженные, теперь торчали пучками, будто их рвали на ходу. Свитер мешковатого кроя, украшенный ярким геометрическим орнаментом, и широкие брюки скрывали фигуру, словно Алла намеренно пряталась за бесформенной тканью. Но узоры – кричащие, почти детские – выдавали подсознательное желание прорваться сквозь серость.

Она начала рассказывать, и ее слова лились потоком, как будто она давно ждала момента, чтобы выговориться. Пальцы сжимали старый смартфон так крепко, будто это был якорь, удерживающий ее от падения в пропасть. Она не ждала звонка – она просто не могла отпустить контроль, даже иллюзорный.

– Меня зовут Алла, – начала она, оглядывая присутствующих, но взгляд ее скользил мимо лиц, будто она боялась встретить осуждение. – Я в разводе, и у меня есть дочь-подросток. И я… я всегда стараюсь быть хорошей матерью.

Она поправила свитер, словно пытаясь прикрыть невидимую рану. Яркие линии орнамента сползали вбок, обнажая потертый воротник.

– Моя дочь – умничка, учится на отлично, правда, пока не знает, куда будет поступать. А для меня это очень важно. Я хочу, чтобы она получила образование, ведь я сама не смогла закончить институт… Рано вышла замуж, посвятила себя мужу, а он… – Голос ее дрогнул, и она провела ладонью по волосам, будто хотела стереть воспоминание. Движение было резким, почти болезненным – жест человека, который десятилетиями живет в режиме «надо», забыв, что такое «хочу». – Он построил карьеру, пока я его обслуживала. А потом ушел к молоденькой девочке. Оставил нас с дочерью. Но я не сломалась. Я все для него делала, и для его семьи тоже. Помогла его сестре устроиться на хорошую работу к своему знакомому. Перевезла его мать из деревни в город, чтобы у нее был доступ к медицине. Ведь она старая, больная женщина. И я до сих пор ей помогаю. Всегда всем помогаю.

Она замолчала, словно ожидая, что кто-то похвалит или хотя бы поддержит словом. Но все молча смотрели на нее, и Алла почувствовала, как ее уверенность начинает таять. Продолжив, ее голос стал тише. Она бессвязно перечисляла то, чем была наполнена ее жизнь:

– Я работаю продавцом в магазине. У меня лучшие результаты продаж, но зарплату мне почему-то не поднимают. А мне ведь деньги нужны не для себя. Я помогаю частному приюту для бездомных животных. Сама скольких кошек подобрала с улицы! Свозила в ветклинику, стерилизовала, кастрировала, сделала прививки, кого-то вылечила от лишая. И на все это нужны деньги. Каких-то кошек я пристроила, а трех оставила себе, потому что их никто не забрал. – Она улыбнулась, но в ее улыбке было больше грусти, чем радости. – И бывший муж иногда объявляется, чтобы повидаться с дочерью. Но даже видя, что в моем доме без мужской руки все разваливается, никогда не помогает. Никогда.