Я не скажу тебе о сыне - стр. 40

Ему ли было извиняться? Никакие наши слова благодарности не смогли бы в полной мере описать нашу признательность за его доброту.

Он ни о чём нас не спрашивал, ни в чём нас не подозревал – он просто пытался помочь тем, кто в этой помощи отчаянно нуждался.

– Вы можете оставаться здесь столько, сколько пожелаете. Поверьте, вы нас совсем не стесните. Лаура будет только рада вашему обществу.

Это было заманчивое предложение. Но я знала, что должна от него отказаться. Я не могла сказать ему, кто мы такие, но не хотела и обманывать его. Оставаясь здесь, мы подвергали опасности и его самого, и маленькую Лауру.

Лео была того же мнения.

– Нет, господин барон, мы не можем злоупотреблять вашим гостеприимством, и если у Лесси к утру снова не появится жар, то уедем завтра же, – Лео произнесла это с сомнением и посмотрела на меня, но я кивнула, одобряя всё то, что она сказала. Потом, после некоторой паузы, она прибавила: – Но мы будем вам признательны, если вы дадите нам немного денег.

Я почувствовала, что краснею. Мы было стыдно поднять глаза на барона. Что он о нас подумает? Как Лео смогла об этом попросить?

Но я знала – она просила для себя, а для меня.

И, как ни странно, барон не удивился и не возмутился. Напротив, он воскликнул:

– Разумеется, сударыня! Это меня совсем не затруднит.

Я так и не смогла на него посмотреть.

И утром, когда он вышел нас проводить и протянул Лео мешочек с деньгами, я расплакалась – и от стыда, и от облегчения, и от благодарности одновременно. А он в ответ пожал мою руку.

– Мы обязательно вернем вам всё, сударь! Не знаю, когда, но вернем, – выдохнула я сквозь слёзы.

И, наконец, посмотрела в его глаза – тоже подозрительно заблестевшие.

– Не плачьте, дитя мое! – он протянул мне шелковый платок. – После пасмурных дней на небе всегда появляется солнце.

И я поверила ему. Потому что мне нужно было во что-то верить. Ради себя, ради Лео и ради моего малыша.

20. 19. Велия – мадемуазель королевской крови

Мы отправились с Лео в Розенбург – небольшой городок на западе Линарии. Тетушка вспомнила, что именно там живет ее старая подруга и учительница мадемуазель Велия де Шатильон. Мы несколько раз меняли почтовые кареты, чтобы сбить со следа королевских ищеек, если вдруг те за нами увяжутся.

Барон оказался щедр, и в пути мы не испытывали недостатка ни в еде, ни в удобном транспорте. Я никогда не была в этой части страны и взирала на проплывавшие за окном кареты пейзажи с большим любопытством. Розенбург же и вовсе поразил мое воображение. Розы были здесь повсюду – на балконах, на клумбах у крыльца, в садах. От пьяняще-сладкого аромата кружилась голова.

– Мило, правда? – сдержанно восхитилась и Лео.

Домик мадемуазель де Шатильон тоже был весь в цветах – белых, алых и ярко-красных. И сам домик был розового цвета, отчего издалека показался мне карамельным.

И я совсем не удивилась, когда на наш стук на крыльцо вышла женщина в розовом чепчике и розовой же кружевной накидке. Она подслеповато прищурилась и поднесла к лицу лорнет. Из-под чепчика выбивались седые кудряшки, и вся она была похожа на одуванчик.

– Велия, дорогая! – не дожидаясь, пока хозяйка узнает ее, воскликнула Лео. И сделала шаг ей навстречу.

Старушка в розовом охнула и всплеснула руками, отчего лорнет выскользнул из ее разжавшихся пальцев, упал на крыльцо, и был бы нещадно растоптан, если бы я не исхитрилась быстро его поднять.