Я, мой муж и наши два отечества - стр. 43
А по вечерам к нам приходили гости, которых никто не звал. Это были мамины ухажеры, которых она довольно успешно отшивала. Один из них запомнился мне особо. Высокий ростом, в сером плаще и широкополой шляпе, узколицый работник треста, имеющий отношение к экспедиции Фоменко (наверное, в качестве проверяющего). Все разговоры сводил он к тому, как плохо жить в нашей стране и как хорошо живут на Западе. При этом он откуда-то знал мамину подругу Люсю Ивинскую и спросил однажды Маму, где она сейчас. Мама знала, где и с кем, но сказала этому типу, что не знает, а Бабушка, когда он ушел, сказала, что это, наверное, подосланный провокатор.
Я уже знала, что это значит и чем может закончиться, и поэтому читала про себя «Отче наш» – молитву, которой научила меня тетя Маруся.
Вечером этот узколицый снова пришел и снова начал хаять нашу жизнь. А потом он упомянул Сталина. И тогда я пошла в атаку. «Сталин – наш вождь! Мы его любим! А кто Сталина хает – наш враг! Вы – враг!!!» – напустилась я на слюнявого «Гостя». А тот ужасно побледнел и что-то лепетал, что он не враг… Бабушка, однако, сказала, что Эля – пионерка, и очень любит Сталина, и поэтому советует ему, незваному гостю, поскорее удалиться. И он удалился, при этом не только от нас, но исчез и из Покровского. Бабушка меня похвалила, а мама сказала, что и она тоже любит Сталина.
А потом к нам стал приходить молодой бурмастер с деревенским пятиугольным лицом и глубоко посаженными честными глазами.
Бурмастер геологической партии Леонид Сергеевич Кулаков, Батя, 1948 г.
В начале сентября я в Покровском пошла в восьмой класс.
Ко мне за первую парту вместо Аллочки Гладковой посадили девочку по имени Даниэла, которую все мы звали Дуней, хотя на самом деле она назвалась Даней. Имя свое очень тихо сказала. Мы стали переспрашивать, а она молчала. Она вообще все время молчала. И с нами, и у доски. А начинали расспрашивать – плакала. Ее бы, наверное, в младший класс пересадили, но она отлично решала задачи, грамотно писала диктанты… А говорить не могла. Думали даже, что она глухонемая. Потом учитель по немецкому Алексей Иванович разобрался. Он ей сказал, чтобы на его вопросы она отвечала бы молча, кивком головы. Ты окончила семилетку? Вы в школе учили немецкий? У тебя по немецкому отлично? Ты – комсомолка? Ты хочешь стать учительницей? Только на эти два последних вопроса Даня отрицательно крутила головой. На остальные утвердительно кивала. «Ты хорошо все слышишь, – заключил учитель. А почему не говоришь? Не хочешь?» «Не можу», – очень тихо по-украински ответила Даня и залилась слезами…
Потом мы узнали, что ее с младшим братом и матерью, как и все их небольшое тихое селение, пригнали из Западной Украины со всем скарбом и скотиной. Их и еще несколько семей определили в колхоз Чапаево села Покровское. Остальные семьи – кого куда – распределили по району. На «военном деле» физрук, он же военрук, рассказал, что в Донбасс из Западной Украины уже не одно такое село переселили… Там, на Западной Украине, прячутся лютые враги советской власти, коварные и жестокие бандеровцы. Днем они как обычные люди живут, а по ночам убивают всех, кто за колхозы, за советскую власть… И даже не пойми за что убивают: детей, ни в чем не повинных людей, стариков. Местные их знают, но очень боятся. А человеку приезжему не понять, кто из них бандеровец, а кто просто житель. Военрук говорил, а Даня зябко куталась в большой цветастый платок и беззвучно плакала… А вскоре и мы все плакали, вся наша школа, все село. Пришло известие, что бывших десятиклассниц, Катерину и Нину, красивых, совсем еще юных, новоиспеченных учительниц украинского языка, посланных в села Западной Украины, убили бандеровцы…