Я, Маша и Медведь - стр. 3
– Ого! Целых четырех года! Большая девочка!
– Да, – хвастливо. – А тебе сколько годиков?
– Мне… – стреляю взглядом в медведя. Как будто вопрос прозвучал от него. Женщинам такие вопросы не задают! – хочется возмутиться. И я съезжаю с ответа: – чуть–чуть побольше.
Медведь хмыкает:
– Раз в семь? – дергает бровью.
– Шесть с хвостиком, – зеркалю ему с вызовом.
Ага! Задумался! Высчитывай теперь!
Между тем, пока мы играем в гляделки и занимаемся математикой с медведем, узелки на моем запястье никак не хотят развязываться. Кажется, чем больше я дергаю веревочки, тем сильнее они затягиваются.
Мимо нас идут молодые люди. Смеются, руками размахивают. Один из них, не знаю специально или его толкнули, задел меня острым плечом, а я, охнув от неожиданности, по инерции полетела на медведя, ткнулась носом ему прямо в грудь.
Божечки, как он пахнет!
Умо–помра–чи–тельно!
У меня ноги едва не подкосились.
А медведь…
Он воспользовался случаем. И ткнулся носом в мои волосы. Втянул в себя воздух, а выдыхать не выдохнул.
Кажется, мир вокруг встал на паузу. Звуки, движение – все замерло. И только сердце – тук–тук, тук–тук. И его тоже – тук–тук, тук–тук.
Щелк, и все вернулось – город ожил, зашумел.
– Извините, – едва услышала за спиной короткое от того самого парня, что случайно/специально толкнул меня.
К счастью, я вовремя пришла в себя, сообразила отскочить от мужчины и тоже буркнуть:
– Простите…
Что такое сейчас произошло, Вика?
Я не знаю!
Но со мной такого раньше не было.
3. Держи, держи меня крепко
Опустила голову вниз, пытаясь скрыть полыхающие щеки. С еще большим остервенением начала дергать цветные ленточки, а шары над головой затанцевали с удвоенной силой.
Маша ударила ладошкой по одному из шаров, он отскочил, а потом врезался в малышку.
– Хи–хи–хи! – засмеялась она. – Он меня поцеловал!
Какая же прелестная девочка! Мне б такую.
– Дочуня, постой–ка, я помогу тете… – медведь оборвал фразу на полуслове, требуя имя.
– Виктория. Меня зовут Виктория. Можно просто Вика.
– Как ягода? – спрашивает Машенька.
Оу, малышка знает, что виктория – это ягода. Похвально. Аплодирую ее родителям. Мысленно, конечно. Вслух отвечаю ей с улыбкой. С Машей невозможно разговаривать, не улыбаясь:
– Точно, как ягода. Мама меня так называла.
– А у меня нет мамы, – враз погрустнела девочка.
Вскидываю взгляд на медведя. Что значит нет мамы? – посылаю ему немой вопрос.
Она на работе? Дома? Приболела?
Его синие–синие глаза вдруг потемнели, будто их закрыла грозовая туча. В глубине я заметила боль. Невыносимую. Мучительную. Пожирающую.
И поняла, что Маша имела в виду.
Оу… как жаль!
В груди враз отозвалось болью. Бедная девочка. Бедный медведь. Представить страшно, что они пережили.
Мне хочется взвыть в голос от вселенской несправедливости. Почему так? Почему некоторые дети остаются без родительских крыльев? Так нельзя! У каждого ребенка должны быть и мама, и папа. А еще бабушки, дедушки, братишки и сестренки и куча других родственников. Любящих и дружных.
Если бы я могла помочь…
– Маша, держись за меня, пока я от тети Ягоды, тьфу ты, Виктории, шарики отвяжу.
– Хоошо.
Девочка послушалась отца. Но взяла не его за штанину, а меня. Вцепилась пальчиками в ткань моей широкой юбки, головенку задрала, заулыбалась хитренько. От грусти не осталось ни следа.