Я красавчик. И это бесспорно! - стр. 26
– С Нинкой?.. Решили? – хлопает она ресницами растерянно и рот у неё приоткрывается.
– Мне его подкинули. Два дня назад, – решился я на откровенность. Дурацкая затея с чужим человеком, но почему-то хотелось посмотреть на её реакцию. Девчонка нахмурилась. Брови у неё красивые, крылатые, аккуратные.
– Как это? Так бывает?
Я пожал плечами.
– Случилось же.
И вывалил всю короткую историю. Я всего ожидал: недоумения, осуждения, растерянности, а Надя только нижнюю губу пожевала и прижала Даньку к себе покрепче.
– Я бы никогда не отдала, – голос у неё просел от волнения. – Ну, разве что умирала бы… Не знаю. Мы же не знаем, что там на самом деле, поэтому осуждать глупо, наверное.
– Завтра в полицию, – вздохнул я тяжело и поманил Даньку к себе. Но мелкий не захотел. Надо же. Надя ему нравится. – Буду пробовать сделать всё законно.
– И его заберут, да? – прижала она малыша ещё крепче к себе.
– Заберут, конечно. Органы опеки, дом малютки, разбирательства… Может, мать найдут.
Я провожу рукой по лбу. Слишком много всего. И кое-что я не рассказываю из суеверия. Решил молчать до последнего. А там уж дальше буду думать.
– Держи, – суёт она Даньку мне в руки, – давай лучше я, а то ты кухню сожжёшь.
Я подхватываю сына и слежу, как легко она управляется за плитой. Варит малышу смесь, нам – сардельки и гречневую кашу. Как быстро режет салат из молодой капусты. Руки у неё ловкие. А ещё она умудрилась кофточку порванную на футболку поменять.
У неё всё просто. Кашу в холодной воде остужает, в бутылочку наливает. Пробует на запястье температуру. Как будто всю жизнь только то и делала, что детей-искусственников кормила. Девчонка совсем. Но что я о ней знаю? Может, у неё тоже дети есть.
– Сколько тебе лет? – спрашиваю невольно. Она снова краснеет.
– Двадцать четыре, взрослая уже.
А на вид как школьница. Нет, не телом, конечно. По контурам она вполне… взрослая. А вот взгляд, лицо… не знаю, как объяснить… невинностью от неё так и прёт, даже если я и ошибаюсь. Что-то такое детское, чистое, как у Даньки вот. Непосредственность, наверное.
Она ловко выхватывает у меня сына и кормит. Данька сопит, как паровоз, жадно засасывая кашу. Ест и тяжелеет, глазки у него закрываются. Засыпает малыш как богатырь – моментально.
– Нагулялся, наелся, – приговаривает Надя и похлопывает ребёнка по попке, укачивая.
– Давай, отнесу.
Я чувствую вину. Вижу, как она измучена, устала. Когда я возвращаюсь, Надя сидит, задумавшись, над тарелкой.
– Можно мне в душ? – спрашивает после ужина и мытья посуды.
– Нужно, – даю ей полотенце – достал из комода новое.
Она прижимает к себе махровую ткань, роется в сумке, и меня обдаёт жаром. Я представляю, как она достаёт и прячет в полотенце нижнее бельё. Слишком остро её присутствие. И запах малины сводит с ума. Я чувствую себя старым козлом. Ей двадцать четыре. Мне тридцать два. Восемь лет разницы. Не пропасть, но и не порожек переступить в метро.
– Ты не переживай, – медлит она на пороге комнаты, – я завтра что-нибудь придумаю. И… спасибо тебе за всё.
Говорит так, словно не в ванную идёт, а прощается навсегда. И почему-то становится страшно за неё.
– Я не переживаю, – мне хорошо удаётся спокойный тон и ровный взгляд. – Иди уже.
Слушаю, как шумит вода и прислушиваюсь к себе. У меня в доме девушка. Удивительно. Я стараюсь разделять личную жизнь и свою территорию. Эта квартира – как живое существо. Я долго искал то, что мне и приглянется, и подойдёт. Эта квартира меня устроила высокими потолками и большой площадью. Я оберегал этот кусок своей жизни как Отелло.