Я исповедуюсь за тебя, мама. Пограничное расстройство личности в истории и лицах - стр. 15
– Я? Что ты несешь?! – разозлилась мама. Она отказывалась признавать то, что все эти годы знала, что со мной делал этот выродок, приходящий к нам в гости, а иногда остававшийся и на ночь.
– Ты была дома, когда он закрывался со мной в комнате.
– Не правда!
– Как думаешь, зачем взрослый дядя закрывался с твоей 4-5-6 летней дочкой?
– Не было такого, что ты выдумываешь!
Она напрочь отрицала очевидное. А я хорошо помнила, как дядя раздевал меня, в особенности снимал трусики и клал к себе в постель. Да, я напрочь забыла, что он там со мной делал, но это и понятно. Детская психика просто вытеснила эти ужасные вещи из сознания, чтобы как-то это пережить.
Мама злилась. Злилась именно потому, что знала, я говорю правду. Ту правду, которую она столько лет пыталась забыть, чтобы не испытывать такого невыносимого чувства, как вина. И когда чувство прорывалось, вперед вырывалась агрессия, как защитная реакция. Только бы не признавать правду.
– Ты пытаешься уйти от ответственности так же, как тогда в детстве, когда я тебе об этом рассказала.
– Ничего ты мне не рассказывала!
– Рассказывала! И что ты сделала? Ты посмеялась надо мной, а потом еще всем рассказала. Я помню, как Босс надо мной смеялся. Вы все надо мной смеялись.
И я помнила до сих пор! Босс, тот самый сын Шамана, долго издевался надо мной, как будто это не его отец со мной развлекался, а я этого хотела. Именно так им воспринялась информация, которой я поделилась с мамой, желая получить защиту.
– И ты не пресекла этого ублюдка! Он как ходил к нам, так и продолжил!
– Я с ним говорила, – уже виновато ответила мать на мои нападки. – Пригрозила ему, что если он еще раз к тебе сунется, то…
– Но мне ты ничего не сказала. А я ведь нуждалась в твоей защите.
– А что я могла сказать, ты была еще ребенком?
– Объяснить, что такое происходило и сказать, что я не была в этом виноватой.
– Я не знала, как тебе об этом рассказать. Ты была слишком маленькой и не поняла бы.
– А ты бы попробовала!
– Ну, не попробовала, что теперь?
– А зачем ты рассказала об этом другим?
– Чтобы все следили, чтобы такое не повторилось. И ведь не повторялось!
Я об этом никогда не задумывалась, слишком болезненно воспринимала эту историю, но, действительно, приставания отчима тогда закончились. Вот только моя психика уже была надломлена, и об этом никто не подумал. Никто не отвел меня к детскому психологу, потому что таковых раньше особо и не было. Никто не поговорил со мной, не сказал, что я под защитой, потому что предпочитали реагировать действием и молчанием. Никто не остановил дальнейших насмешек, потому что я не была ребенком в авторитете, в отличие от нападавших. Никто не защитил меня от других извращенцев, о которых я теперь боялась рассказывать, помня о непонимании и насмешках.
– А помнишь, как ты снимала с меня трусы во время купания, а я закатывала истерику, не давая это сделать?
– Ой, ты орала на весь дом, – так же, как тогда, усмехнулась мама.
– И тебе и в голову не могло прийти, что это у меня от отчима, действие которого отложилось в голове.
– Я-то откуда могла знать! – мама переменилась в лице, вернувшись в свою привычную агрессию. Она вообще была мастером по смене настроений, то смеялась, закрываясь от проблемы, то приходила в ярость, отбиваясь от ответственности.