Я иду искать - стр. 16

Вторник. 28 мая 1991 года. Полная луна выплыла в час тридцать шесть…

Но слова застыли во рту. Я лежала в его объятиях, и та луна шла на убыль. Я не провожала её взглядом. Я не хотела, чтобы он любил ту девушку из прошлого, не ждала, что он её простит. Почему он должен был прощать? Мне достаточно было и того, что он любит меня настоящую. Я молчала, слушала, как его дыхание становится всё глубже, как он понемногу засыпает.

А теперь Ру дозналась обо всём, пробралась в самые тайные глубины. Луна вновь выплыла, и я уже не могла не видеть её бледный свет. Не могла не вспоминать.

В пятнадцать лет я выпрямляла свои жёлтые волосы, и они свисали безжизненными прядями до самой спины. Выстригала густую чёлку в стиле Бетти Пейдж, слишком грубую для моего типа лица. Она лезла в глаза, когда я высунулась в окно, чтобы помахать Тигу Симмсу, который стоял в лунном свете, готовый умереть за отбивную.

Я ждала, и моё огромное тело свешивалось с плетёного стула, будто я была мороженым в широком круглом рожке. Я уже надела школьную форму – клетчатую юбку и синий жилет. Собрала сумку, положила туда банку лизоля[4], хотя в глубине души надеялась, что Тиг сегодня не придёт. Луна только стала полной, завтра или послезавтра было бы куда лучше, если он вообще собирался прийти. Порой он мог не появляться целый месяц, а потом будил меня ни с того ни с сего в почти безлунную ночь перед выходными.

– Подожди минутку, – прошептала я в ответ.

Он ухмыльнулся, откинул со лба буйные волосы. На солнце они казались бронзовыми, сейчас – почти чёрными. Дресс-код Брайтона предписывал девочкам длинные юбки, а мальчикам – короткие стрижки, но кудряшки позволяли Тигу сэкономить на парикмахерской. Если бы я дёрнула его за кудряшку и распрямила её, она достала бы до плеча.

Он жестом показал мне – срочно спускайся. Я подняла два пальца вверх, вспыхнула при мысли о том, что одета как зубрилка. Закрыла окно. Мне нужно было выскользнуть из дома через чёрный ход, потому что моя громоздкая туша не позволила бы мне через окно залезть на крышу, перепрыгнуть на дуб и спуститься вниз, как делал старший брат, спавший в соседней комнате.

Я натянула на ноги растянутые шлёпанцы, схватила сумку и гитару и, чуть дыша, спустилась по лестнице, изо всех сил стараясь не задеть инструментом о перила. Всё моё тело наполнилось страхом, я слышала, как он плещется во мне. В голове зазвучал ксилофон, как это бывает в мультиках, когда персонаж спускается по лестнице; увы, я знала, что нет ничего смешнее, чем жирдяй, который пытается убежать.

Я тихо пробралась через гостиную, нервничая всё меньше, с каждым шагом удаляясь прочь от родительской спальни, ближе к кухне. Обычно в такие ночи, после того как мы пару часов посидим у костра и поиграем на гитаре, я просила Тига отвезти меня в кафешку «Вафельный домик». Ты везёшь, я плачу́ – говорила я, потому что у Тига редко водились деньги. Мы брызгались лизолем, чтобы перебить запах марихуаны, и Патси Клин кормила нас вместе с подсобными рабочими, ничего не соображавшими после бессонной ночи. Мы литрами хлестали кофе; мой, со сливками, был цвета хаки. Потом шли в школу. Папа уходил на работу до рассвета, мама спала до восьми, и об этом не знал никто, кроме моего брата, но Коннор никак не мог меня выдать – он сбегал из дома куда чаще.