Я и Софи Лорен - стр. 29
Вот, я так и знал! Они идут! Два блюстителя порядка:
– Расступись!
И что же они видят?! Это ж песня! Ленин стоит, вот как его поставили, с тех пор… Ну и Петя отдыхает на кровати. Здесь же, вот, с ногами в башмаках.
– Так, а что здесь происходит? – чтоб разжиться.
Не знаю, чем от Пети пахло, это ж лето, но деньгами там не пахло, это факт!
– Так, повторяем, что здесь происходит? – любознательные.
И Петя отвечает. Бурным храпом. А он недаром по фамилии Сурепка, он растение. Там же не с кем говорить, к тому же спящим!
Те – ко мне. Ну, что мне им сказать, что Петя пьяный?! Петю загребут. И куда я с этой долбаной кроватью?!
И ничего умнее не найдя, я использую вовсю свою смекалку:
– Шел я через Ленина…
– Ну, шел…
– Тут я вижу: человек лежит на площади, человеку плохо, на асфальте. И чтоб он еще не простудился тут у нас, сбегал я домой, а я тут рядом, ну, и приволок ему кровать. Не верите? Мне нечего скрывать, смотрите сами: вот она кровать, вот лежащий – это он, а вот он я! – все сходилось! – Зато теперь он точно не простудится!
Сурепка в этом пекле весь взопрел. Но, спящий, отчего-то просветленный! Нам так не спать! А может, что-то снилось…
Они видят – правда, я не вру: в наличии кровать, Сурепка, я. Они встряхнули головами, будто отгоняя наваждение. Жара дикая, но и милиция – она же не домашняя:
– Вы что, оба-два больные-нездоровые? – поинтересовались без затей.
А милиции у нас нельзя перечить, ну, никак, и я милиции ответил положительно:
– Мы – да!
Авторитетно так ее заверил.
И они брезгливо отошли. Толпа сама собою рассосалась. Ленин стоит, прямо под этим Лениным с рукой стоит кровать, а на ней без задних ног лежит калачиком… Ну и удружил ты мне, Сурепка!
Я вдовой при нем работаю вовсю. Уже качаю ту кровать, а он никак. И тут я понял: я же Петю – убаюкиваю!
Ситуация – врагу не пожелаешь!
Вдруг я вижу, вот оно! Семенит оно, мое спасение! Мой друг, с которым мы учились в прошлом времени, а друзья познаются в беде. Но о беде он… Нет, пока что не догадывается. Я, что есть мочи:
– Зеликсон! – кричу. – Сюда!
А он хороший чем? Он всем хороший. Вот только он своей фамилии стесняется, он своей фамилии робеет, потому что он у нас такой… Судите сами: Донецк, шахтерская столица, Зеликсон…
Я:
– Зеликсон! – я: – Зеликсо-оон!
А кроме шантажа мне ничего уже не оставалось!
Побледнел и прибежал, чтоб только тихо. Оглянулся и сконфузился. Он уже на все готовый, только чтобы я его не «Зеликсон». Я понял: этот – у меня уже в кармане…
Итак, мы, кажется, уже сгруппировались: Ленин, Петя, я и Зеликсон. Как невольник собственной фамилии. И Зеликсон интересуется Сурепкой:
– А это что за человек лежит в кровати?
– Так, он уже не человек, не отвлекайся! – говорю. – А теперь подняли! – вместе с Петей.
– С НИМ?!
– Нет, – отшутился я, – с тобой! – А он такой по росту коротышка, Зеликсон, ну а Петя – это просто глыба…
– Та как же мы его… Мы же от земли не отдерем!
Я:
– ЗЕЛИКСОН! – форсируя по звуку. Чтобы стало достоянием народа…
Ох, он сразу оказался расторопный! Мы впряглись в кровать через секунду. Оторвали от земли. Не сговариваясь, ахнули. Жилы вздулись, будто реки перед паводком, весной. Мы тут же постарели – и пошли. Я, как всегда, стараюсь впереди. А Зеликсон, он сзади убивается…
Как говорится, жизнь прекрасна, невзирая. А взирая, – это просто ужас! И Зеликсон тому живой пример. Такого наш Донецк еще не видел!..