«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая - стр. 70
Тогда и сбылось многое из того, о чем Харальд ярл говорил Харальду конунгу. Знать и бонды Смоланда привычно платили выкуп за свою жизнь и свободу. Но они были послушны чужому конунгу не более чем пчелы лесному зверю, лезущему к ним за медом. Власть Харальда Боевого Зуба не простиралась дальше земли, занятой его войском. Стоило ему покинуть это место, как его слуги начинали пропадать, находя пристанище в ближнем болоте. Харальд конунг убивал врагов без счета, приносил пленных в жертву Одину, сжигал мятежные селения. Но гауты не желали признавать его власть и хранили верность Оттару Урожаю.
От того, что дела пошли не так, как он задумал, Харальд конунг становился все раздражительней. Он утратил прежнюю обходительность со знатными людьми, проявляя неподдельную заботу лишь о своем хирде. В глубине души Харальд конунг признавал свою неправоту, но не мог смириться с постигшей его неудачей. Это пробудило в нем прежде незнакомое чувство – досаду на себя самого, которую он изливал на других людей. Но возросшая гневливость и бранчливость конунга вызвала пересуды хевдингов, о которых ему доносил всеведущий Бруне. Чтобы вернуть приязнь своих ярлов и херсиров, Харальд конунг созвал их на пир в Сканей. Сын Хельги одним из последних получил приглашение от конунга.
LXVI
Ярл Харальд Суровый к Вендам понимал, какие думы тревожат конунга Харальда Боевого Зуба, поэтому не искал с ним ни встречи, ни ссоры. Он уже знал, что на пир приехали сваты от Асмунда конунга, и что Харальд конунг отправил в Хлейдр корабль за своей сестрой. Но ничто не могло вывести из себя сына Хельги, даже когда его посадили среди менее знатных гостей. Харальд ярл спокойно ожидал, когда Харальд конунг первым заговорит с ним по делу, известному им обоим. Он уже повидал прибывших Браги и сыновей Гранмара и сговорился с ними.
Два дня Харальд конунг обходил его своим вниманием, словно не замечая среди гостей. На третий день в палату вошла Герута, которую брат сам возвел на женское место, дав сватам Асмунда конунга хорошо рассмотреть ее красоту. Когда смолкли здравицы в ее честь, конунг удостоил взглядом и сына Хельги. Будто нежданно встретив его после долгой разлуки, Харальд Боевой Зуб призвал всех поднять чашу за храброго Харальда ярла. Затем, смахнув брагу с длинных густых усов и огладив слегка поседевшую бороду, конунг торжественно возвестил:
– Говорят, что всякий отважен, защищая свою жизнь, кто бы ни напал на него. Но истинно храбрым я назову мужа, готового биться с любым ради добычи и славы. Если кто-то посмеет утверждать, будто Харальд, сын Хельги, не из таких удальцов, я первый зарублю его своим мечом. Мой отец, да пирует он вечно в Вальхалле, говорил мне, что слову Харальда можно верить, как руке друга. Многие из вас, верно, помнят об их уговоре, заключенном три зимы назад. Всем ведомо, что ярл сразил двух конунгов. Пусть расскажет нам, как одолел третьего!
Харальд ярл поднялся с места, поклонился конунгу и ответил ему так:
– Благодарю тебя, конунг, за добрые слова. Но еще больше меня радует, что ты не забыл о слове, данном твоим отцом. И все же правду говорят люди, что одно дело – доблесть, а другое – удача. И ничто не поможет человеку, если он идет против судьбы. Поэтому, прежде чем сказать тебе, конунг, позволь мне спросить Геруту Красу Данов. Что она теперь думает о словах, сказанных ею три зимы назад?