«Я гибну, но мой смех еще не стих», или Сага об Анле Безумном. Книга первая - стр. 25
– Твой отец желал быть в чести у конунга, но вышло так, как он не предвидел. Не зря говорят люди: одно дело – храбрость, а другое – удача.
– Люди также говорят, – заметил Харальд, – что пагубны советы женщин. Я же не из тех, кто отказывается от счастья, чтобы не накликать беду.
Затем он попросил Фенге лучше следить за порядком в их владениях. Тот же, словно его выпроваживают с небес на землю, вопрошает брата:
– Не возьму я в толк, почему ты решил, что один поедешь к Хрёреку конунгу? Мне доподлинно известно, что он созывает на пир всех хевдингов. Поэтому я тоже считаю себя вправе принять его приглашение.
– Ложна молва, – усмехнулся Харальд, – будто ты выше земных забот. Вот уж не думал, что о людских делах ты думаешь больше, чем о дарах нашим богам.
– Я не намерен, – зарделся Фенге, – препираться о вещах, в которых ты мало смыслишь. Но не забывай, кто берег отчину, когда ты воевал за морем. Я не в таком долгу перед тобой, чтобы хранить землю, пока ты будешь пировать у конунга.
Харальд говорит, что он волен поступать, как знает, ибо каждый выбирает свой путь. Фенге на это отвечает, что не видит большой потери, если они порознь приедут в Хлейдр. Мать пыталась их помирить, но братья стояли каждый на своем и простились прохладно, как утомленный хозяин с засидевшимся гостем.
XXIV
В середине лета к Хрёреку конунгу приехали хевдинги и херсиры со всего Данмёрка. Люди сидели рядами в большом зале за широкими столами. Сам конунг восседал на дубовом троне под родовым ясенем, ветви которого поддерживали своды, а верхушка возвышалась над крышей. Первый день хозяин потчевал гостей рыбой и пивом, второй – мясом и медом, третий – сластями и вином, редкими на Севере. Люди ели и пили, обменивались новостями, слушали саги, играли в хнефатафл58, славно проводя время. Чтобы сделать их отдых еще приятней, вечером в палату приходили женщины, которые разделяли с мужчинами застолье и беседу. На пирах у Хрёрека конунга был также заведен обычай, что мужчина и женщина, сидевшие вместе, пили из одной чаши. Поэтому каждый гость желал разделить скамью с той, которая могла наполнить его глаза радостью, а дух весельем.
Исполняя волю конунга, в Хлейдр тогда съехались самые красивые девушки и женщины Датской державы. Однако всех их затмила Герута59, дочь Хрёрека конунга. Совсем еще юная, тонкая, стройная, с легким румянцем, несмелой улыбкой, пока не познавшая силу своей красоты, она взошла в палату, как яркая звезда на вечернем небе. Густые пепельные волосы падали ей на плечи, ореховые глаза влажно блестели, а нежная кожа лица и рук светилась, как яблоко на солнце. Стоило ей пройтись в белом платье с расшитой бисером повязкой на лбу, золотыми обручами на тонких запястьях и желтыми кистями на поясе, как все мужчины были готовы сдаться ей в плен. С тех самых пор стали звать ее Герута Краса Данов. И не было гостя на пиру, кто не мечтал, чтобы она сидела и пила с ним рядом.
Многие мужи ласково смотрели на Геруту, но более всех ею был заворожен Харальд, сын Хельги. С первого взгляда полюбилась ему дочь конунга так, что он видел ее одну и думал только о ней. Лед его глаз и сжатых губ растопила восторженная улыбка, что заметил зорко глядевший по сторонам княжич Харальд. Он возлагал большие надежды на сына Хельги. Видя, какими глазами тот смотрит на его сестру, он попросил Геруту поднести Харальду рог с пивом. Тут как раз объявили, что женщины могут садиться с мужчинами, где каждая пожелает. Место на скамье Харальда было свободно. Тогда Герута, чтобы угодить любимому брату, не пошла к себе, а села рядом с его гридем. Так провели они тот вечер вместе.