Я есмь дверь… - стр. 31
Ванечка большим ножом, как это делала мама, разрезал булку черного вдоль, потом наломал кусками и замочил все это в кастрюле с теплой водой, через пять минут отжал и понес курочкам. Голодные замерзшие куры – это еще то зрелище. В маленьком помещении, где они жили свой век, под потолком горела самая слабая лампочка. Для них это и было солнышко, которое какое-то тепло приносило к их телам. Ванечка вскипятил чайник и вроде как под чай отрезал себе горбушку белого хлеба, полил ее постным маслом и посолил, из кастрюли достал вчерашнюю одеревенелую вареную картошку и всем этим отобедал.
Завтра уже заканчивались зимние каникулы, а в школу ему предстоит проделать примерно тот же самый путь. Вообще он любил школу, особенно после каникул, когда все тетрадки были чистенькими и пахли по-особенному. Ванечка всегда при этом сам себе обещал, что будет в них писать ровно и без помарок, но без помарок и ошибок никогда не получалось.
* * *
Командующий 3-ей воздушной армией всему экипажу объявил недельный отпуск. Всем, кроме Ивана.
В марте 1956-го года должен был состояться первый строевой полет машины 3М. Он был назначен командиром экипажа. Самолет прошел все испытательные полеты и теперь должен был быть принят в боевой строй воздушного флота. И не в силу звания, а больше по причине своего возраста он еще долгое время должен будет отбывать свою вахту за штурвалом и передавать свой опыт молодым летчикам уже послевоенного настроя. Но с ним любили летать, он считался везучим и являл собой практического инструктора в последней инстанции. Именно принимать решения в сложных обстоятельствах учили в летных школах. Но в реальных обстоятельствах это всегда возникало в другом виде. Это умение и было базовой дисциплиной в «Серебре», ибо груз, ими перевозимый, был, как всем казалось, мерилом счастья и благополучия.
Он не очень и огорчился, что не отпустили на неделю, ибо согласен был со словами командующего. Иван в последнее время стал замечать к себе повышенный интерес секретных служб. И, конечно, с пониманием к этому относился, пытаясь все время соблюдать привычный порядок, когда в квартире раскладывал свои вещи.
Подозрительность была на грани шпиономании, и все носители секретов окружались плотным кольцом внимания. Вчера была лекция для определенного круга генералов и офицеров по теме бомбардировки американцами японских городов. Читал лекцию подполковник из Москвы, он был в их летном кителе, но почему-то в галифе общевоинского цвета и покроя, да еще к тому же чересчур причесанный и напомаженный.
Похоже, он сам не летал никогда, а был каким-то носителем специальных полномочий. Но ходил по учебной аудитории, скрипя зеркальными хромовыми сапогами, и рассказывал о преимуществах социалистического способа хозяйствования над капиталистическим, что, по сути, мало имело отношения к самому ядерному оружию. Надо было видеть его довольную надменную физиономию, когда он сравнивал то, что сбросили на Хиросиму в августе 1945-го года, и то, что сейчас мы можем подкинуть в случае нужды.
– Наша одна РДС-37 мощнее того заряда в триста раз!
Особо он резвился на тему, сколько погибло японцев. Он предавался приблизительным подсчетам, что мы-то сможем «навалять» не меньше миллиона одной только бомбой. Похоже, он был очень горд имеющимся у нас потенциалом убивать. А пока он говорил о перспективах, загадочно щурясь, вроде как он обладает каким-то государственным секретом, который назывался просто «Кузькина мать». И мы, если Родина прикажет, всем покажем! А когда он сравнивал наш сегодняшний потенциал ядерного оружия, то явно возбуждался, но в аудитории сидели люди бывалые, и поэтому эти сравнения звучали несколько фальшиво и непрофессионально. Те уже давно понимали все свои возможности, и мало кто мог впечатляться от слов этого лощеного ректора. Ивану стало несколько не по себе, когда закрутили фильм, очень секретный, о бомбардировке Хиросимы в 1945-м году. Все это показывали с цитатами из классиков марксизма-ленинизма, и они настойчиво призывали быть бдительными, ибо враг не дремлет.