Я есмь дверь… - стр. 15
Дядька, похоже, был прилично и давно простужен. Он швыркал из граненого стакана кипяток и при этом шмыгал носом, но все это ему не мешало говорить. Первое, что он спросил, знает ли его собеседник историю жизни Иоанна Крестителя. Иван не знал. Но тому, собственно, неинтересен был его ответ. Он начал излагать. Так вот, эта евангелистская и историческая фигура пострадала за правду и попала в немилость к иудейскому царю Ироду. А этот злодей на свой манер и распорядился его жизнью, а верней, жизнью его распорядилась женщина, попросив царя преподнести голову этого героя ей в подарок. Вот чем закончились изобличения царствующих праведников.
– А вот на Святой земле, – продолжал рассказчик. – На месте рождения Иисуса лежит четырнадцатиконечная звезда, и вот мудрецы считают, что она сотворена из того самого серебряного подноса, на котором была принесена в дар голова праведника.
Для Ивана все это прозвучало как сказка о злодее Кощее и добром богатыре-правдолюбце, который всегда рядом. Случайный попутчик закончил свой рассказ и даже не намекнул, в чем мудрость и мораль этой истории. Он встал, блеснул черными глазами и уже больше не появился. Наверное, где-то вышел в сибирской ночи.
Пройдет много лет, и Иван вспомнит ту дорожную историю и поймет ее мудрость и мораль. А пока он ехал совершать подвиги, как того требовали время и Отчизна. С него еще много потребуют, и много будет исполнено. А когда и не будет исполнено, то получится как в сказке: он превратится в «деревянного» героя, которому вместо золотого ключика и букваря с картинками предложат примерить терновый венец мученика. Это и будет духовный подвиг, и за него придет воздаяние.
* * *
А в самом центре Москвы, на Лубянке, приводили в исполнение смертные приговоры, трупы сотен расстрелянных вывозили в заранее приготовленные ямы. Даже с видимостью законности было покончено. Истерические приступы любви к вождю сменялись дикими вспышками ярости к мнимым врагам. На месте взрыва Храма Христа Спасителя зияла огромная яма, а кругом все с жаром рассказывали, что тут будет небоскреб высотой 500 метров, увенчанный стометровой статуей вождя рабочего класса всего мира. И будет эта статуя из чистого серебра. Они испытывали радость и трепет, что эта статуя будет выше колокольни Ивана Великого. Эта фигура станет грандиозным маяком и изменит сам пейзаж планеты – на карте мира исчезнут границы государств. Эту идею выдвинул Киров еще в 1922-м году. Тут на память приходит ассоциация со строительством Вавилонской башни, когда люди хотели возвысить себя, и, как сказано в Библии, – «сделать себе имя». И если Ваал все-таки был в Москве, то, несомненно, он в этом проекте участвовал, и только ему до конца понятна роль в нем «серебра окаянного».
В Москве, погружавшейся в полумрак, магазины выглядели, как бараки. Выставленные в витринах товары имели вид плесневелый. Никакой рекламы нигде не было, да и зачем? Везде один хозяин – государство. Только Большой театр процветал, репрессии и чистки 1937-го года его почти не коснулись. Это был театр вождя, который считал себя покровителем изящных искусств.
За тем самым тяжеленным шкафом, где когда-то Баскаков хранил свои сокровища, оказался еще и заделанный тонкой фанерой дверной проем. Они его наполовину разобрали, и получился удобный лаз, сообщавший два помещения коммунального рая. Теперь они могли свободно общаться, и иногда туда могла проникать Варвара, чтобы делать какую-то уборку. Ваня рвался найти хоть какую-нибудь работу, чтобы не сидеть на шее этих добрых людей. Он съездил в родной Волоколамск и привез оттуда две связки книг. Они теперь их втроем читали. Иногда гуляли по Мясницкой, но не Кирова, от Чистых прудов и до Красных ворот. Если погода не совсем пасмурная была, то ловили на Чистых прудах золотых карасей, целовали их и отпускали назад, а еще катались на трамвайчике по Москве-реке. Ни Василий, ни Варвара не думали, что такая жизнь бывает. Это когда твое же добро для тебя оборачивается счастьем жить.