Я дам тебе тысячу. Дочь Колумба - стр. 16
Страх ударяет в голову мгновенно. Ускоряю шаг и перехожу на противоположную обочину в надежде, что он пройдет мимо.
Этого не случается. Расстояние между нами стремительно сокращается.
Я снова меняю обочину, разворачиваюсь и перехожу на бег. Он слишком прыткий для пьяницы. Слишком сильный. И выпил только для храбрости. Эта бутылка предназначена для моей головы.
Таких, как он, называют птичники. Они похищают детей из состоятельных семей и возвращают за выкуп. За последние пять лет они убили один единственный раз. Когда похищение пошло не по плану и двое подростков бросились защищать глупую девчонку. Когда нож дернулся вправо и погиб мой брат.
Птичник похитит меня, уверена, машина его подельника уже поднимается в гору. Меня загрузят в багажник и увезут в какой-нибудь подвал, а с папы будут требовать пару миллионов.
От этой мысли меня прошибает холодный пот: папа не должен потерять и меня. Я буду кричать, драться, но не дам себя увезти. Я бегу еще быстрее. Бегу изо всех своих сил.
За спиной раздается рокот. Мотоцикл! А потом мой преследователь вскрикивает, и я слышу звук падения и звон разбитого стекла.
Оглядываюсь через плечо и почти сразу перехожу на шаг. Это Каетано. Он разворачивается передо мной и кивает, призывая садиться. Меня не нужно просить дважды. Едва оказываюсь на мотоцикле и приживаюсь к его широкой спине, Каетано срывается с места. Он проносится почти вплотную к лежащему на земле человеку и устремляется к вершине холма. Мы мчимся гораздо быстрее, чем прежде. Я крепче обнимаю Каетано за талию и закрываю глаза, стараясь ни о чем не думать. Умоляя свой мозг не думать.
Каетано тормозит у пропускного пункта Холмов Алтеи в рощице туй. Спрыгивает на землю и стаскивает меня с сиденья.
– Как ты? – кричит он, легко меня встряхивая. – Он что-то тебе сделал?! Я встретил его, но не сразу понял, что это птичник.
– Все нормально, он меня не догнал, – отвечаю я, потупившись.
– Хорошо, – кивает Каетано, отпуская меня. – Дальше безопасно, ты доберешься сама? Я хочу вернуться и сказать ему пару слов. А то потом забуду. Память уже не та.
– Нет! – вскрикиваю я, не сдержавшись. – Нет, пожалуйста, нет!
– Он может навредить кому-то другому, – возражает Каетано.
Я судорожно мотаю головой и не могу сдержать ужас, который сжимает мое горло. Повинуясь самому обыкновенному страху, я шагаю на Каетано и обхватываю за крепкую талию с обеих сторон. – Пожалуйста, не возвращайся туда. У него битое стекло. Он может двинуть горлышком бутылки вправо и… они всегда так делают. Не нужно меня защищать! Оно того не стоит! – всхлипываю я и больше не сдерживаю слез. Они бегут по щекам и остаются пятнышками на белой футболке Каетано. Он теплый, твердый, надежный и обжигающий. Пускай его тело бурлит от гнева и раздражения, но я утыкаюсь носом ему в грудь и рыдаю навзрыд. Волна старой боли сбивает меня с ног. Она не нашла выход физически, поэтому теперь покидает мое тело вот так. Самой унизительной истерикой.
Смерть забрала Ноя не потому, что он был болен, слаб или беззащитен. Она забрала его, потому что он стоял справа. Она забрала его из-за меня.
Мне нужно успокоиться, взять себя в руки, но я буквально не вижу конца своим слезам, не вижу ниточки, за которую могла бы ухватиться и выбраться из этого омута горя.