Взгляд в прошлое. Книга 1 – Записки конструктора космической техники - стр. 14
Отец обменял алма– атинскую квартиру на маленькую двухкомнатную в Уральске, но приехала в театр молодая семья актёров с грудным младенцем, приглашённая отцом, жить им было негде, и отец отдал им свою квартиру. А сам с семьёй поселился в театре, в одной из комнат административного этажа, где рядом – в другой комнате, жила – главный бухгалтер театра пожилая, одинокая женщина. Звали её Лидией Константиновной (но за точность отчества не ручаюсь – давно это было). У неё вся комната была занята шкафами с книгами – личной библиотеки, которую она постоянно пополняла. Она была дворянкой и кончила до революции– Смольный институт благородных девиц в Санкт– Петербурге. Её мужа – белогвардейского офицера, расстреляли большевики в гражданскую войну, а мой отец, будучи директором театра, взял её на должность главбуха. Она была превосходно образованным человеком, знала в совершенстве три иностранных языка кроме русского, и я хорошо это помню, постоянно занималась с моей старшей сестрой – Ритой, к которой она очень привязалась (своих детей у неё не было), а также научила и меня (в 6 лет) читать и привила любовь к чтению книг.
Мы жили в театре около года, пока не получили большую комнату в общежитии театра, в только что перестроенной под эти цели старой церкви Казанской Божьей Матери (давно закрытой и использовавшейся как складское помещение). Ещё помню, что за церковью – была танковая – часть, из которой, периодически, выезжали колонны танков – отправляясь в степь на учения, и мы маленькие мальчишки – услышав грохот моторов, и чувствуя, как дрожала земля, от движения тяжелой техники, выбегали из своих домов и провожали их взглядами. А ещё рядом был скотный базар, и мы ходили туда смотреть животных (баранов, коней, коров, быков и двугорбых и одногорбых верблюдов). Наша семья – в долг (сейчас бы сказали – «в рассрочку»), купила корову Бурёнку. Она была малого роста, но дававшая очень жирное молоко, у местных казаков, которую держали в сарае во дворе общежития. Теперь мы были обеспечены своим молоком. А ещё рядом был скотный базар, и мы – маленькие пацаны ходили туда смотреть животных (баранов, коней, коров, быков и двугорбых и одногорбых верблюдов).
На всю жизнь, запомнил такой случай: у казака только что продавшего корову на скотном базаре, украли все деньги, когда он сел «обмывать» (поставил «магарыч*») удачную продажу в кругу своих «станишников». Он сидел на земле и горько плакал. Тут же образовалась группа уральских казаков, которая занялась расследованием этого редкого, немыслимого, в их среде, преступления. Как они «вычислили» вора, я не знаю, но деньги в мешочке, которые у него нашли, говорили о его несомненной вине. Вор был пришлым в Уральск русским крестьянином из Самарской (в то время Куйбышевской) области и к казакам, не имеющим никакого отношения, и он сознался в том, что он украл эти деньги, когда казак его, – присутствовавшего при этой сделке, пригласил на «обмыв» удачной продажи коровы. Его связали и позвали стариков – казаков для назначения наказания. Вариантов было два: сдать в милицию или наказать самим – казачьим «обчеством», помня Святое правило уральского казачества:
– «Что мир порядил, то сам Бог рассудил»
Вокруг стариков – казаков и сидящего на земле вора, плакавшего и на коленях просящего прощения у обворованного им казака: – «Прости Христа ради – бес попутал!», собралась большая толпа уральских казаков (нас – пацанов, прогнали и мы стояли поодаль). Казаки в толпе шумели и ругались, и никак не могли найти согласия. Наконец старики, видимо, что – то решили и ушли, толпа замолчала и сомкнулась над вором. Раздался громкий вопль и толпа – расступилась и поспешно разошлась по базару, а на земле остался сидеть вор, держащий левой рукой окровавленную правую руку, рядом на земле валялась, в луже крови, отрубленная кисть правой руки. Через какое – то время, появились машины милиции и скорой помощи. Милиционеры ходили по базару и опрашивали людей, но очевидцев не нашли – никто – ничего не видел и никто – ничего не знал, и машина с милиционерами, так ничего не добившись уехала. А казачки – родительницы перешептывались, промеж себя: