Вьюга. Рассказы и повести - стр. 8
– Что здесь у вас происходит? – снова орет Андрей.
Глупые, тупые вопросы, тупые и глупые. Но нужно что-то говорить, обязательно что-то говорить. Кажется, если не заставить ее отвечать, двигаться, она гуще укутается в тряпках и умрет. Он задает еще несколько вопросов, лицо ее немного проясняется, глаза светлеют. Словно детский, голос твердеет, и старушка прорывается рваным, скрипучим потоком речи:
– Как холодать начало, так и прорвало у нас. И не чинит никто. Забыли, видать. Полвека живем здесь, никогда не видали такого. После войны на заводе работала, на пенсии уже как Союз развалился. А сюда приехала после института, как замуж вышла. Комары тут у меня. Из подвала летят. Дышать-то нечем совсем. Помру, видать, скоро.
– Мне сказали, вы… блокадница? – Андрей говорит тихо, боясь об этом спросить. Старушка молчит, словно думает, блокадница она или нет. И тогда на щеках ее выступают слезы.
– Одиннадцать мне, сынок, было, когда немцы пришли. На улицах люди валяются. Зимой, в феврале, братик помер, он в кроватке лежал. А рядом родители. Они ходили еще, потом лежали, и я рядом с ними. Потом папа умер, а следом мама. Пришли их забирать. Один из них нож достал, у папы с ноги отрезал кусок мяса. И унесли их закапывать, – она говорила спокойно, слезы по ее лицу текли без удержи.
Андрей перестал чувствовать запах из подвала. Потом развернулся и, ничего не сказав, пошел к двери. Остановился в коридоре и посмотрел на кухню. А если тоже взять тупой нож, такой же тупой щербатый нож, каким в блокаду резали ее отца, и зарезать их всех. Чтобы нам всем легче было.
На улице странно светло. Точно – день же, декабрь, год кончается…
– Ну, еще куда пойдем? – рядом засопел притихший Михалыч.
– Нет.
– Тогда пошли депутата встречать.
– Какого депутата? – Андрей слышал его плохо, будто со сна и смотрел не понимая.
– Молодого, какого! – заулыбался Михалыч. Он снова повеселел. – Как узнали, что ты из газеты приехал, давай снова звонить. Ну, вот объявился какой-то.
На улице от свежего воздуха сдавило грудь, Андрей глубоко вздохнул, и зашумело в голове. На углу дома, сбившись в кучу у высокого человека в пальто, голосили бабки. Он узнал Богомолова.
– Ну что вы! Конечно, всё исправим… уже завтра исправим всё! Это полная бесхозяйственность вашей коммунальной службы! Ответственные понесут наказание, – уверенно и громко, так что Андрею было слышно, заверял депутат. Потом он достал телефон и снова закричал в трубку о том, что они понесут ответственность, что это все бесхозяйственность, и что завтра же всё должно быть исправлено.
Андрей вдруг заметил, что они с Богомоловым совсем ровесники. На катке, когда малыши столкнулись, не заметил, а здесь сразу. Видел его на трибуне в администрации, на сцене в зрительном зале. Он и сейчас казался выше Андрея, взрослее, держа строгость в лице и осанке, размеренно и важно произнося слова и двигаясь. Но ясно видно, они едва не одногодки. Андрей вспомнил его сына, девушку с лицом из журнала в норке, старушку-блокадницу. Странно всё складывается.
Депутат уже дошел до мэра. Снова говорит бабкам – никому из них и сразу всем. В сложившейся ситуации просчет и ошибки администрации требуют кардинальных преобразований системы взаимодействия органов исполнительной власти. Как они это выговаривают? Андрей смотрел устало и чуждо. Он всё это напишет. И пусть прочтут. Депутата не перекричишь. Вы же сами не позволите. Вы ему уже поверили. Он вам уже нравится – молодой, смелый. Приехал, наорал на коммунальщиков, осмелился брякнуть на мэра. Говорит хорошо, лучше Андрея. И красивее. Вас на большее не хватает, вы перед ним как овцы перед пастухом, и вам это нравится. А если бы какой-нибудь… президент? Вы бы визжали от восторга. Этот ничего не видел, в подвал его не затащишь, а уже командует вами. И вы готовы. Укажи цель, мы пойдем. Мы даже поползем. Поставь цель. Большую и светлую. Вас ведь бросили эти большие и грозные, с золотыми погонами. Бросили на пути к вашим фантазиям. А он вас не поведет. Он готов. Он хочет. Он уже хочет вас, а вы его. Только идите за ним, и всё будет. Пусть лишь в ваших головах. Ублюдничество.