Вьюга. Рассказы и повести - стр. 11
– Да подальше! Чтоб не видеть этого всего! По-людски чтобы. Заработать, на ноги подняться.
– А здесь?
– Без ног-то не подымишься.
– Если поднимешься там… вернёшься? – Андрей сматывал удочки.
– Чё я не видел в этой дыре?
Андрей остановился.
– Мы же тут живем.
– Ну и живи. А я бы – давно срулил, – Петя отвернулся от него и уткнулся в лунку. – Голодно, холодно и бардак.
Они еще помолчали.
– А может, рванем, Андрюха?! Вдвоем веселее! Продадим, что можно. Сначала в город, подзаработаем, а потом и за бугор можно!
– Ты из страны уехать хочешь?
– Чего я тут не видел? Дураков вроде нас с тобой?
– Ты чего, Петь?.. Отсюда ж все наши… дед с бабушкой всю жизнь – вон в колхозе, отец с мамой тоже тут… Весной, вон, дедовскую дачу копать пойдём, некому ж кроме нас. На кладбище поедем.
– Какой колхоз, какая дача? – Петя смотрел на него как на ошалевшего. – Кому твои пять соток сдались? Сам же мне уши прожужжал про патриотов, которые весь город растащили! Кому тут чё надо?
– Я думал, нам и надо. У меня работа, профессия как-никак. У тебя…
– Дыра в штанах у меня! Что б ссать в кустах удобней! – кричал Петя. – И у тебя! Какая работа? Или как ты там – профессия? Ты слово-то это откуда выудил, профессионал хренов? Так и будешь свои заметки писюкать? По ёлочкам прыгать?
– Да ну что ты! Вчера знаешь, где был? На Рельсовой, под домом целое озеро канализачки. Вонища – не продохнуть. А сверху старушка живет, блокадница. У нее в войну с голодухи умерших родителей чуть не съели, – Петя хотел его устало перебить, но Андрей не дал. – У неё дома от духаря хоть вешайся. До полвторого ночи вчера писал, потому что на ёлку заслали, а сдавать на завтра нужно. Чтобы вместе с выборами в одном номере.
– Ты о чем вообще? – крякнул Петя. – Никому это всё не нужно. Никому! Ничего! Подумай, фигня всё это.
– Да и пчёлы, если честно, тоже фигня, – Андрей смотрел на него прямо и улыбался натянуто. – Помнишь, как в том анекдоте?.. Не, не поеду Петь. Ладно бы там еще на учебу, подработать,.. но как ты говоришь… – он покачал головой. – Пойду я. Пора.
– Иди, иди. Кому ты тут нужен? Рыбам что ли?
* * *
– Ну, вот и вы! Наконец-то! Заходите, заходите. Для прессы специальные места! – старожил мэрии, партиец едва не брежневских времен, депутат Добрынин растянул удивительной ширины улыбку и стал похож на спелую дыню. Тренировался что ли? Андрей зашёл в зал. Все на местах. Весёлые. Весёлые светские упыри. Или советские. По плечу похлопают, коньячку понесут.
– Ну как ваш Быков? – Андрей ответно растянул улыбку и повернулся к Добрынину.
– Готов любого на рога поднять! – невысокий и широкий, в строгом темно-синем костюме, Добрынин довольно усмехнулся своей шутке.
– Так, значит, рога вы ему все-таки наставили?
Зал наполнялся. Кроме депутатов: главы отделов, начальники от образования, медицины и службы спасения. Патологоанатома бы сюда, думал Андрей. Рядом присела Женечка с радио. Лет тридцати, местная красотка Женечка, ведущая на муниципальном радио и пресс-секретарь мэра, знала много про всех, охотно делилась с Андреем, чутьем доверяя, что дальше него не пойдет. За хватку и остроту Андрей звал ее редкой блондинкой.
– Как тут расстановка? – шептал он Женечке, шутливо заигрывая, что считалось обязательным с ней.
– Тайны персидского двора! – хлопала она ресничками. – Думали-то все – Быков будет!