Выстрел на Большой Морской - стр. 32
Подойдя к воротам, Лыков снял фуражку и перекрестился на образ, вделанный в башню. Икона изображала Спасителя в темнице, закованным в кандалы, и потому почиталась обитателями замка. Под образом, приделанные к стене цепочками, стояли на полках три железные кружки и была надпись: «Для арестантов, Христа ради». Бросив в каждую по пятаку, титулярный советник предъявил подворотному[19] полицейский билет и вошёл внутрь.
Огромный двор тюрьмы почти весь в летнее время засаживался огородом, разбитом на отдельные палисадники. Сейчас по расчищенным от снега дорожкам кое-где прохаживались, а кое-где трудились арестанты. В самом центре двора, словно сторожевая вышка, стояла голубятня. Возле стены четверо в серых бушлатах с синими воротниками пилили дрова. (Лыков знал, что цвет этот присвоен воровскому отделению; нужное ему татебное носило чёрный воротник). Не мешкая, сыщик прошёл в угловую башню, стоящую на пересечении реки и канала – там помещалась канцелярия смотрителя – и скоро уже сидел в просторном его кабинете.
Майор Тезавров, смотритель Литовского замка, хорошо знал Лыкова: тот частенько привозил ему важных клиентов в подследственное отделение. Крупных преступников, с поимкой которых не справлялись местные полицейские силы, поручали арестовывать специальному летучему отряду. Он состоял из чинов столичного градоначальства и Департамента полиции, примерно поровну из тех и других. Нижегородская и Ирбитская ярмарки, курорты Пятигорска в разгар сезона и Ялты перед приездом царской семьи – шерстились этим отрядом ежегодно. Лыков состоял в нём помощником начальника.
– Что, Алексей Николаич, решили нам опять чёрного народцу подбросить? – хихикнул майор, вставая при виде гостя. – Есть места, есть…
– Крепка тюрьма, а чёрт её хвалил, – в тон ему ответил Лыков. – А насчёт народца, так сейчас никого нет, а вот в апреле привезу целый вагон. Отборных! В Москву собираюсь. Там коронация готовится.
Тезавров сразу посерьёзнел.
– Когда?
– С 9-го по 18-е мая. Придётся накануне почистить Первопрестольную. Мелкий сброд разгоним, а посерьёзней людишек сюда доставим, частью к вам, частью в ДэПэЗэ на Шпалерную.
– Понял, подготовимся. Только уж, пожалуйста, не свыше пятидесяти голов, больше не вместим. А нынче за кем пожаловали?
– У вас в татебном отделении сидит Пашка Мишаркин по кличке Канонир.
– Есть такой сукин сын.
– «Наседка» в его камере имеется?
– У нас это отлажено. В каждой камере, конечно, нет, врать не буду, но во всех отделениях держим по два-три человека. А что требуется?
– У Пашки дружок есть, одного с ним села. Зовут Мишка Самотейкин. Вместе на колбасной машине работали. Вот его я и ищу. Нужны любые сведения об этом Самотейкине, а ещё хорошо бы получить записку от Канонира к Мишке, с рекомендациями. Прими, мол, подателя сей бумаги, справный малый, помоги чем можешь… Сварганите?
Майор задумался.
– Да он хоть грамотный? Чтоб записки писать.
– В формуляре сыскного отделения сказано: «читает и пишет бойко».
– Хм… У нас в татебном сидит такой Софроний Кочетков, кличка Князь Мосольский. Тощий, как мосол, потому и кличка… Давний мой осведомитель. Среди уголовных некоторая величина и пользуется известным уважением. Эх, и хитрая шельма! Ей-бо, прямо, хоть в Сенат сажай заместо Литовского замка. Софроний этого Пашку в нужное русло, пожалуй, что подведёт. Тот ведь на бойне работал?