Вышитые кровью - стр. 9

Да, жили они не богато. Даже одной служанки у них никогда не водилось. Маменька справлялась сама, чтобы сэкономить. Однако на хлеб хватало. Даже на масло, кофе и новую школьную форму для дочери. Помощь от папеньки требовалась постоянно: то настроить рояль в Механическом институте, то отремонтировать тромбон в фабричном духовом оркестре. Конечно, он больше соображал в струнных инструментах, но и ко всему остальному приловчился со временем. Плохо было только когда ничего нигде не ломалось. Но зато в такие дни он мог подольше изучать гаммы с Лидди.

Чик-чик. Невозможно было больше слышать этот противный звук. Она попыталась не обращать на него внимание и улетела в свои мечты. Там все эти несчастные дети не были подневольными фабрикантами. Каждому из них Лидди дала по инструменту. Первый ряд, те, что пришивают глазки, будут струнными. Второй, они набивали медведей ватой, – деревянными духовыми. Дальше – медные духовые. А её ряд, так уж и быть, пусть играет на ударных. Заправляет всем дирижер с кнутом. И исполняют они увертюру «Трубадур».

Свечи зажгли, когда совсем завечерело. В каком то было часу – неизвестно. За временем следили только смотрители. К ужину огромные ящики были доверху заполнены разноцветными медведями. В большинстве красными, как мозоли, которые Лидди успела натереть, работая ножницами. Заговорить ни с кем она так и не решилась. Детей повели в столовую. Та же синеватая каша колом встала в желудке, но другого выбора не было. Сэм изредка на неё поглядывал, наверное, хотел опять добавки. Но, когда увидел, что Лидди сама всё соскребла до последней крошки, недовольно отвернулся.

В тот день её побили снова: несколько раз стеганули кнутом за невыполнение нормы. В воспитательных целях. Казалось, ночь никогда не наступит. Но она наступила, и Лидди рухнула на железную кровать, пытаясь вспомнить все молитвы, которым когда-либо учила её маменька, в надежде, что они ей помогут выбраться из этого проклятого места.

Сейчас. Лондон, 1888 год

Всю ночь Лидии мешали спать свистки полицейских и патрулей, отчего она встала с кровати ещё до рассвета и принялась собираться, разбудив бедолаг, деливших с ней комнату. Надела пелерину, шляпку, прикрепив к ней изнутри оставшиеся монеты, и обновила серьги – так Лидия называла верёвки в ушах. Она носила их уже много лет. С тех пор, как потеряла на фабрике настоящие серьги, подаренные ей на одиннадцатый день рождения. Всё боялась, что дырки в мочках зарастут, и она не сможет больше их примерить. Но теперь, когда надежды вернуть утраченное угасли, для неё это стало ритуалом.

На улицу уже высыпали первые сонные рабочие, семенящую на фабрику, чтобы заработать свои пару шиллингов, но Лидия держала путь по центральной улице Уайтчепела на вокзал. Идти было недолго – всего каких-то сорок минут. Приближаясь к станции, она уже могла слышать гудение приближающегося паровоза.

На перроне стоял гомон иностранцев, вываливающихся сплошным потоком из вагонов поезда. Они разбредались в разные стороны, крепко держась за свои чемоданы и оберегая их от мелких воришек. С лотков продавали плюшки и кофе, а под ногами мельтешили дети и маленькие собачки. Когда толпа немного рассеялась, Лидия подошла к огромной карте и стала искать Элдервик-стрит, водя пальцем по застекленной бумаге.