Вверх на малиновом козле - стр. 10
– О да!..
Так ржали и прибавляли музыку, ржали и ехали. Антон украдкой посмотрел на часы: они опаздывали, но почему-то потакать той тетке не хотелось.
Она действительно ждала их на крыльце. Антон слишком лихо влетел во двор колледжа, слишком резко притормозил, они сделали изучающий круг, и Анин сегодняшний style при этих внимательных взглядах из замедленно, как на киноэкране, проходящей машины обрел вдруг ноту шпионского маскарада, особенно уместную.
– Ой, боже… Ты посмотри, вылитая депутат Мизулина.
– А юбка, а юбка-то, это же рытый бархат, бомба семьдесят второго года!..
– Давай-ка ты иди, а я пока запаркуюсь рядом вон с тем грузовиком.
«Вон тот грузовик», будучи полуторкой времен войны и, таким образом, памятником, торчал не на постаменте даже, а на стальной опоре метров в шесть, как будто воткнутой прямо в железное пузо; и в этом заключалось Антоново коварство: в воздухе не запаркуешься.
– А давай-ка лучше уедем, по газам!..
Так, с прибаутками, они выбрались и пешком вернулись со стоянки, притихнув только у самого крыльца.
Депутат Мизулина приняла их, если так можно сказать, на контрасте: уставившись в глухие очки Ани, она не ответила на сдержанный кивок, а только сварливо выговорила:
– Вы опоздали на десять минут! – после чего вдруг резко разулыбалась и заключила в объятия Антона, явно не ожидавшего. – Как на папу-то похож!.. Вылитый!.. Вы-ли-тый!..
Он ткнулся в кисло пахший крепдешин.
Особый вид летнего садо-мазо.
Они шли темными прохладными коридорами, и Антон чуть притормаживал у стендов, в которых отблескивали темно-зеленым лаком модели советских грузовиков и – за ними следом – массивной тушей, развороченной тяжелой операцией, – карданный вал с выпиленными частями. Антон останавливался. Аня задерживалась рядом с ним. Рытый бархат ступал твердо.
– Откуда она знает твоего папу?
– Она была тамадой на его свадьбе.
Аня изумилась.
– А почему ты говоришь, что не видел ее раньше?
– А ты думаешь, я ходил на его свадьбу?..
– Поторопитесь, молодые люди! – прокричала дама от дверей актового зала и комично притопнула ножкой, и тут Антон оценил еще туфли с каблуками рюмочкой. На юрфаке в точно таких же ходила профессор Трибунал-Волконская: наследие выездов в какой-нибудь Константинополь на симпозиумы. На сессии Лиги Наций…
Она еще возилась с ключами, потом отходила к распределительному щитку – и в пианино отразились огни наивной рампы.
– У нее юбка из того же материала, что и занавес, посмотри, – шептала Аня, которая, кстати, так и не сняла очки.
– Кстати, вряд ли учительница. Какой-нибудь местный культмассовый сектор… Ну, как это называется, короче, бывшая вожатая…
Едва ли дама это услышала, но когда вернулась, начала именно с того, что она зам по воспитательной работе, и что Вячеслав Васильевич звонил ей и просил, и что… Тут она долго вглядывалась в их лица, прежде чем начала охать и ахать, что четыре месяца – это так мало, но ничего, они наверстают, они будут заниматься каждый день…
– Чем заниматься?! – ужаснулся Антон.
– Ка-ак? Конечно, вальсами! У меня пары занимаются по шесть месяцев… И после свадьбы тоже приходят… Мы дружим…
Темные очки явно нервировали, поэтому она начинала тараторить, строго поглядывая из-под бровей; в следующую секунду потрясенные жених и невеста узнали, что им надобно выбрать один из двух шедевров для главного танца – «Белый лебедь на пруду» или «И-э-эх, молодая», а потом…