Второе воскресение - стр. 4

– Это и есть мое настоящее имя.

Глаза наглеца излучали такую неподдельную искренность, что Макаров растерялся и не знал, как ему поступить в этом случае. Он встал и прошелся по комнате, но отступать не собирался.

– Итак, Иисус, сын божий, отвечайте, откуда вы? Куда путь держите?

– Я иду с запада на восток, на восход солнца.

Так просто и гениально мог ответить только сам Сын Божий.

– Кто вы по национальности?

– Еврей.

Это уже походило на правду.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три года.

– М-да, возраст Иисуса Христа, – растягивая слова, произнес Макаров, – но Иисус Христос был распят в этом возрасте почти две тысячи лет назад на горе Голгофе, если это, конечно, не выдумки церковников.

– Так оно и было, – ответил незнакомец, именовавший себя Иисусом.

– Может быть, у вас такая кличка среди уголовников, – осенила мысль Макарова.

– Может быть, – вдруг согласился Иисус, – я никому не закрываю дорогу к моему сердцу.

Макаров вновь сел к столу и взял ручку.

– Итак, вы не хотите говорить своего имени. Тогда скажите год и место рождения, адрес места жительства.

– Родился в Вифлееме, в Иудее, в первом году от Моего рождения. Сейчас живу в Царстве Божьем.

– Хватит дурака валять! – вскочил Макаров и забегал по комнате. – Не хотите отвечать, не надо. Посажу вас до утра в камеру предварительного заключения, а утром передам в отделение милиции. Пусть разбираются с вами. Встать!

КПЗ при вокзале находилась тут же, рядом со служебной комнатой милиции. Это была глухая каморка, переоборудованная из темного чулана, где когда-то хранили всякое станционное барахло. Кованая железная дверь запиралась снаружи на тяжелый засов и висячий замок. Вверху двери имелось маленькое решетчатое оконце, пропускавшее внутрь свет и воздух.

Макаров открыл ключом дверь и поместил туда задержанного. Затем он натянул полушубок и вышел в зал ожидания. Прибывал ночной поезд. Нужно было следить за порядком.

Макаров считался очень ответственным работником и никогда не дремал во время ночных дежурств. Поэтому его КПЗ была постоянно забита подозрительными субъектами. Камера вмещала в себя четыре человека, но при желании туда можно было поместить гораздо больше, правда, при этом им пришлось бы спать всю ночь стоя.

В эту ночь "коробочка", как называл ее Макаров, была полной. В камере стояли две солдатские двухъярусные койки, на одной, нижней, лежал пьяный. Когда открылась дверь, он, пытаясь подняться, завопил: "Станция Черемхово? Я схожу, схожу, задержите поезд!" И чуть не свалился с койки. Молодой человек с подбитым глазом, сидящий напротив, вскочил и уложил его на место.

– Спи ты, пьяная рожа, – сказал он бесцеремонно. – До Черемхово тебе еще ехать сутки в медвытрезвителе.

Пьяный тут же заснул.

– Прошу вас, проходите, – вежливо предложил он вошедшему. – За что вас сцапали?

Новенький пожал плечами и сказал:

– Должно быть, не понравился центуриону.

– Как-как? – переспросил лежащий на верхней койке. – Вот умора. Хорошо сказано.

Спустившись сверху, он сел возле парня с подбитым глазом.

– Давайте познакомимся, – и он протянул руку: – Котя.

– Иисус.

– Отличное имя. Или это кличка?

– Нет, имя.

– Все равно, отличное.

Котя положил руку на плечо соседа.

– А его зовут Петром. Он попал сюда за драку. А я – за бродяжничество. Завтра утром этот, как вы выразились, центурион сдаст нас всех в отделение… По ночам они сюда не вызывают машину. Однако, должен вам сказать, здесь ничего, ночевать можно. Тепло.