Вторая жена моего мужа - стр. 26
— Одевайтесь, — сказал, понимая, что помочь она не позволит, скорее умрет от боли. — Я сейчас.
В том году моя Роза обгорала, у аптечке могла остаться мазь. Вывалив все содержимое коробки на стол, я ее нашёл. Еще жаропонижающее и стакан воды, запить. Когда вернулся Лилия неловко и шипя от боли натягивала футболку. Ничего лишнего я увидеть не успел. Протянул таблетку и стакан, дождался пока выпьет. Ее ощутимо покачивало, еще и не ела ничего сутки, идиотка. Я поневоле ощущал злость на нее.
— Ложитесь, — почти рявкнул я. — На живот!
Она попыталась накрыться простыней, я ее отобрал, перевернул ее на живот. Ожоги были настолько сильны, что на внутренней стороне бедер красовалась даже цепочка волдырей. И моя жена молча лежала терпела сутки. Я зачерпнул мазь из баночки, коснулся кожи, Лилия пискнула и попыталась отодвинуться.
— Будет же сопротивляться, я вас свяжу, — пригрозил я.
Поверила, больше не шелохнулась, только вздрагивала, когда наносил мазь на особо болезненные участки. Попа, о которой недавно мечталось обгорела тоже, но касаться я ее хотел не так. Проводил пальцами по ягодицам и бедрам, почти до самой кромки нижнего белья, Лилия замирала, казалось не дышала даже. Ей было больно, волдыри на бёдрах нисколько не возбуждали, но эрекцию это не заботило. Закончил сзади, велел переворачиваться, на спину. Хорошо, что глаза ее зажмурены — не увидит натянувшиеся в области паха шорты. Спереди я мазал гораздо скорее, да и вид ее — ошпаренная кипятком мученица, попавшая в руки у дьяволу поспособствовал отрезвлению мыслей. Если бы я пришёл к ней ночью, отдавалась бы она так же — с зажмуренными глазами и стиснутыми зубами.
— Сейчас суп принесу вчерашний, — строго сказал я. — Нужно будет съесть до конца. И таблетку оставлю на тумбочке, если температура поднимется снова.
Лоб потрогал — спадает. Пошел за супом, злой уже на себя — мать Тереза, блин.
15. Глава 15. Лилия
Меня не учили верить в Господа. Любить его. Единственное, с чем справились отец, и бабка, что смотрела за мной несколько лет, это привить мне страх. Бояться кары Господа, его гнева, ждать возмездия за свои поступки.
И сейчас я поневоле отбросив остатки здравого смысла и рациональности размышляла о том, что меня постигла кара. За то, что вышла на улицу в неглиже, отбросив воспитание и привычки. За то, что излишне позволила себе радоваться, а местами — даже счастливой быть. Мне было больно. В моей жизни случались болезни и травмы, но ничего не могло сравниться с тем, что я испытывала сейчас. Моя кожа горела. Даже прикосновение ткани к ней причиняло боль. На бедрах, там где кожа тоньше и нежнее наливались пузырями волдыри. Меня тошнило, а в голове словно стая ворон билась , громко каркая и недоумевая, как их туда занесло. Я была дезориентирована настолько, что позволила делать Муратову все ЭТО. Вспоминая об этом просто в жар бросало, хотя я и так вся красная была.
Я даже представить себе не могла, что любимое мной, нежное солнце может быть таким жестоким. Первые двое суток после того, как заработала ожоги я провела почти в забытьи, но дальше мазь по себе размазывала сама. Муратов приходил приносил еду в контейнерах, касался моего лба холодной рукой, заставлял выпить таблетку. После нее становилось легче и я засыпала. На третий день волдыри покрылись подсыхающими корочками, кожа на бедрах, руках и плечах стала облазить. Мне было все еще плохо, голова кружилась, но я впервые за эти дни заскучала в постели.