Вторая рука - стр. 3
Она вдруг подняла глаза и тоже стала пристально всматриваться в меня, словно и она никогда прежде как следует меня не разглядывала. Я подозревал, что для нее перемена оказалась куда более радикальной. Теперь я был уже не мальчишкой, которому она некогда довольно резко выдавала указания на предстоящую скачку, а мужчиной, к которому она пришла за помощью. Я успел привыкнуть к тому, что этот новый взгляд на меня вытесняет прежние, более непринужденные отношения. Мне не раз случалось сожалеть об этом, но ничего не попишешь, пути назад нет.
– Все говорят… – неуверенно начала она. – Ну, то есть… за прошлый год я не раз слышала…
Она откашлялась.
– Поговаривают, что ты человек толковый… очень толковый в таких делах. Но я просто не знаю… вот я пришла… и как-то оно все… ну, то есть… ты ведь жокей.
– Был жокеем, – сухо уточнил я.
Она мельком глянула на мою левую руку, но больше ничего говорить не стала. Она и так все знала. В мире скачек это все были прошлогодние новости.
– Может, все-таки объяснишь, что ты хотела? – спросил я. – Если я не сумею ничем помочь, то сразу так и скажу.
Мысль о том, что я, может, еще и не сумею ей помочь, всколыхнула ее страхи, и она снова принялась дрожать в своем плаще.
– А больше никого нет, – сказала она. – Мне больше не к кому обратиться. Я вынуждена поверить, что ты… что ты можешь все, что рассказывают.
– Ну я же не супермен какой-нибудь! – возразил я. – Я так, хожу и разнюхиваю.
– Ну… Господи ты боже мой…
Она допила свой стаканчик, стекло зазвенело, стуча о зубы.
– Господи, только бы…
– Да сними ты свой плащ наконец, – решительно сказал я. – Выпей еще джину. Сядь на диван и начни с самого начала.
Она, словно загипнотизированная, встала, расстегнула пуговицы, сбросила плащ и снова села.
– Я не знаю, с чего начать.
Она взяла налитый заново стаканчик и прижала его к груди. Под плащом на ней были кремовая шелковая блузка, рыжеватый кашемировый свитер, массивная золотая цепочка и черная юбка элегантного покроя – скромный повседневный наряд женщины, не знающей проблем с деньгами.
– Джордж в ресторане, – сказала она. – Мы решили заночевать в Лондоне. Он думает, я в кино пошла…
Джордж, ее муж, входил в первую тройку британских тренеров спортивных лошадей и, вероятно, в первую десятку всего мира. На ипподромах от Гонконга до Кентукки его чествовали как одного из великих. В Ньюмаркете, где он жил, Джордж был королем. Если его лошади выигрывали Эпсомское дерби, «Триумфальную арку» или Вашингтонский международный кубок, этому никто не удивлялся. Часть из лучших чистокровных лошадей всего мира год за годом стекалась в его конюшню, и сам факт, что лошадь стоит у Каспара, придавал ее хозяину определенный вес среди коневладельцев. Джордж Каспар мог себе позволить отказать любой лошади и любому владельцу. Ходили слухи, будто дамам он отказывает редко, но, если проблема Розмари состоит именно в этом, тут я ей не помощник.
– Он ничего не должен знать! – нервно сказала она. – Обещай не говорить ему, что я приходила, слышишь?
– Ну, обещаю, с поправкой на возможные обстоятельства.
– Этого мне мало!
– Больше ничем помочь не могу.
– Ты сам поймешь, – сказала она. – Ты поймешь почему… – Она отхлебнула джину. – Ему это, может, и не понравится, но он же с ума сходит от беспокойства.